История эта произошла несколько лет назад в канун Нового Года.
Как и на большинстве постсоветских предприятий последний день работы мы
отмечали корпоративной вечеринкой. Были заготовлены горы закуски, моря
выпивки. В общем, все как обычно. Роль Деда Мороза досталась штатному
тамаде, близкому другу Зеленого Змия - Леше.
Вечеринка закончилась далеко за полночь. Пора было собираться домой.
Дедушка Мороз, живший рядом со мной, напраздновался до коматозного
состояния и самостоятельно до дома добраться уже не мог. Поскольку мне
все равно надо было ловить машину, решено было отправить его со мной.
Мы с Дедушкой, так и не снявшим свой наряд, и красным мешком подарков, в
который были сложены остатки праздничной закуски и выпивки вышли на
улицу.
Шансы поймать тачку в это время были ничтожно малы, но на наше счастье,
в дали показались два ярких огонька. Я поднял руку. Машина притормозила.
В ней сидели два широко улыбавшихся милиционера. Они заметили красный
наряд Дедушки еще из далека и любезно согласились подвезти нас. Я поднял
мешок, обернулся, чтобы подвести Деда поближе к машине... Дед исчез!
Следы вели обратно в здание. Попросив милиционеров подождать, я бросился
в подъезд. Леша забился в щель между дверями и упорно не хотел выходить:
- Я н-н-не п-п-поеду... Т-т-там менты, - с ужасом в голосе выговорил он.
- Успокойся, нормальные ребята, говорят, еще никогда не возили Деда
Мороза. Пошли, - как мог, уговаривал я Лешу.
Дед Мороз пробормотал что-то бессвязное и отключился. Я вытащил его на
улицу и поволок к машине. Милиционеры, увидев бездыханное тело, дружно
заржали, но все же взялись мне помочь.
В это время, шеф со своим замом закончили обход помещений в поисках
павших бойцов, опечатали двери и вышли на улицу. Картина, представшая
перед их взорами, не могла быть истолкована никак иначе - Деда Мороза
брали в плен!
Разбираться некогда, Деда надо спасать! И они ринулись в бой.
От кровопролития спасло только мое вмешательство и крайне дружелюбный
вид милиционеров.
И вот, наконец, погрузив Деда, и мешок с подарками, мы тронулись в путь.
Леша, по началу, взялся, было рулить с заднего сидения, но тепло машины
сделало свое дело и, он сладко захрапел, привалившись к двери.
Машина неслась по ночной Москве, мерно покачиваясь на выбоинах и снежных
ухабах. На одном из перекрестков водитель резко затормозил и Леша,
ударившись о подголовник переднего сидения, внезапно проснулся. Рефлекс
не дал сбоя!
- Мужики! Давайте выпьем! - сказал Дедушка Мороз, еще не осознавая, где
он находится и как сюда попал.
Дружный гогот прокатился над ночным городом, сбивая снег с крыш домов и
пугая припозднившихся прохожих.
- А есть, что? - поинтересовались менты.
- Обижаете! - ответил я.
Машина встала у обочины. Мы с трудом вытащили Дедушку на улицу.
Поставили мешок с подарками на капот. Заботливо упакованные руками
снегурочек остатки салатов, нарезки и прочей снеди были выложены на
подстеленную, невесть откуда взявшуюся скатерть.
- Мужики, извиняйте, стаканов не взяли, - пытался оправдываться Дед
Мороз.
- У нас есть! - хором ответили менты.
Была открыта бутылочка коньячку... За ней другая. Проезжавшие мимо
машины, радостно сигналили, увидев у обочины Дедушку Мороза распивающего
Hennessy в обществе блюстителей порядка.

... Бабушка Мороз стояла на пороге с бейсбольной битой в руках. Она
никак не могла взять в толк, как можно потратить на дорогу в 15
километров больше 4 часов. Но увидев на пороге майора милиции слегка
испугалась.
- Ваш? - спросил майор.
- Мой, мой! - обрадовалась Бабушка Мороз. Она не могла поверить в то,
что менты отдают ей Дедушку задаром.
- Забирай! - щедрым жестом пьяный майор подтолкнул Деда Мороза к дверям.

В тот год Дальний Восток остался без Деда Мороза. Дедушка сладко спал в
теплой постели, одной рукой обняв свою бабушку Мороз, а другой нежно
прижимая к груди мешок с подарками.

- Hippopotamus

ЧУДЕСА ТЕЛЕПАТИИ

После окончания школы я твердо решил покинуть родительский дом. Поехал
сдавать вступительные в МГУ. Не поступил. Причиной тому скорее всего
были не мои знания и даже не пятый пункт, а недостаток азарта и
настойчивости. С экзаменаторами не спорил, на апелляцию не пошел. МГУ
решил, что без меня можно обойтись, и пожалуй, не ошибся. Прямо из
Москвы я поехал в Харьков и стал студентом тамошнего университета. В
борьбе за место в общежитии тоже не проявил достаточно сноровки.
Пришлось поселиться у злобной старухи, которой меня порекомендовали
дальние родственники. Здесь мне как раз повезло. Старуха сдавала две
койки, но чужих она боялась и никак не могла подобрать второго
квартиранта. Я жил в отдельной комнате и платил совсем немного.

От непривычного одиночества страдал кошмарно. Единственной отдушиной
стал телефон. По вечерам шел пешком до переговорного пункта и оттуда
звонил, чаще всего родителям или старшему брату, Боре, в Питер. Тариф,
15 копеек за 30 или 40 секунд, крепко бил меня по карману при стипендии
в сорок три рубля с копейками. Нужно было что-то придумать. Записался в
научно-техническую библиотеку и нашел документацию на междугородний
автомат. Сплав теории, эксперимента и везения дал неожиданно простое
решение: в автомат опускаются две монеты, делается несколько легких
ударов ладонью по кнопке возврата. В результате монеты заклиниваются и
можно говорить сколько угодно. После окончания разговора полное нажатие
на ту же кнопку высвобождает монеты. Нужно ли удивляться, что я стал
звонить очень часто и говорить очень долго.

Частые звонки выявили неожиданный эффект. Если звонить на телефон, по
которому в это время уже говорят, то нередко беззвучно подключаешься к
разговору. Разговоры родственников и друзей оказались на удивление
скучными и вскоре я перестал их слушать. Но как-то раз жена брата с
невероятным энтузиазмом и в мельчайших подробностях описывала сестре
эпохальное событие - она коротко подстриглась. Я выслушал полностью и
решил подшутить. Позвонил на следующий день. Трубку взяла жена.
- Инна, - говорю - я сегодня видел очень яркий и совершенно реальный
сон. Мне приснилось, что ты коротко постриглась.
И рассказал все детали. На другом конце провода наступила длительная
тишина. Потом Инна стала ахать, потом рассказывала всем знакомым.
Телепатия тогда были в моде, и я стал живой демонстрацией ее
возможностей.

Через пару месяцев я подслушал, как брат рассказывает приятелю, какие
шкафы они заказали для кухни: цвет, размер, как будут висеть. Через день
позвонил и снова рассказал живой и яркий сон, теперь о новых шкафах на
кухне. Брат долго молчал. Было только слышно, как переключаются реле в
его голове.
- Этого еще нет, это только будет, - сказал он испуганым голосом. -
Приезжай, поможешь вешать.
Конечно, я приехал, конечно помог. Моя репутация мощного телепата
утвердилась в семье окончательно и бесповоротно.

В начале второго курса я познакомился с очень милой девушкой. Отношения
развились быстро и бурно. Только вот встречаться нам было негде. Пока
было тепло ездили на садово-огородный участок ее родителей за Павловым
Полем.
С наступлением холодов пользовались редкими моментами, когда моя хозяйка
отправлялась к какой-нибудь из подруг. Мы бродили по стылым харьковским
улицам, а мне так хотелось поехать с моей подружкой в Питер, повести ее
в Мариинку, а потом вернуться в дом, где мы были бы вдвоем. В самой
поездке ничего невозможного не было. Только вот в гостиницу нас бы не
пустили, а брат жил в однокомнатной квартире со строгих правил женой и
трехлетней дочкой. Ключи от этой квартиры у меня были, но что от них
толку, если хозяева никуда не собирались.

Однажды по «Радио Свобода» я услышал передачу об открытии в Москве
выставки художников-нонконформистов. «Вот бы, - думаю, - поехать».
Запомнил адрес и несколько имен. Ночью у меня появилась не самая умная
идея. Позвонил брату:
- Боря, - говорю, - мне приснился совершенно реальный сон. В этом сне ты
был на художественной выставке в Москве, на ВДНХ, в павильоне
«Пчеловодство». Ты держал в руках к себе лицом картину, а на ее заднике
я прочитал: «Анатолий Зверев, Миллион долларов»
- И что же этот сон означает? - спросил брат растерянно.
- Я думаю, он означает, что ты поедешь в Москву и купишь у художника
Анатолия Зверева картину, которая когда-нибудь будет стоить миллион
долларов.
- А что это за художник?
- Ничего не знаю, - искренне ответил я.
Мы распрощались. А когда я позвонил на следующий вечер, брат сказал:
- Мы с Инной решили съездить проветриться в Москву дня на три-четыре. Я
возьму больничный, Инна - отгулы. Сходим на Таганку. Заодно и на эту
твою выставку зайдем. Уезжаем завтра.

Мой брат - не мне чета. Любое дело он доводит до победного конца.
Поступил в ЛЭТИ. Закончил с красным дипломом. Распределился на
Электросилу и к двадцати восьми был уже замначальника цеха, подумывал о
вступлении в партию. Женился, купил кооперативную квартиру. Я даже
немного испугался за неведомого мне художника. Он не подозревал, какой
танк мчится ему навстречу.

А пока мне нужно было подумать о себе. В тот же вечер я продал зубному
технику Фиме подписки Шолом-Алехема и Фейхтвангера, которые он давно у
меня выпрашивал. Образовалась куча денег. Утром моя девушка купила
билеты на вечерний рейс через райком комсомола, где она работала
секретаршей. Вечером брат ехал в Москву поездом, а мы летели в Питер
самолетом. Короткий рывок на такси после посадки. В замке щелкнул ключ.
Двери рая распахнулись.

На следующий день, часам к двенадцати, мы вышли из дома и отправились
смотреть Питер. В это же время мой брат с женой в Москве стояли в
очереди на выставку. Простояв часа два на холодном февральском ветру,
они попали внутрь. Ошалело побродили среди очень странных картин.
Наконец нашли место, где был выставлен Анатолий Зверев. Брат посмотрел
на его картины. Увидел пятна красок, размазанные контуры, нечеткие
линии. Понял, что это красиво, попытался по привычке сформулировать и не
сумел. Там же был и сам художник. Он оказался заросшим и грязным,
похожим на бомжа. И пахло от него так же: застарелым перегаром и всем
остальным. Вокруг него подобострастно крутилась какие-то очень светские
поклонники. Художник откровенно и нагло юродствовал, злобно ерничал, не
делая различий. Публика все съедала не поморщившись. Похоже, им это
нравилось. Брат никак не мог сообразить как к этому человеку подъехать.
Уже слегка ошалевший все-таки подошел к художнику:
- Толя, мой брат видит вещие сны. Он увидел, что я купил у тебя картину,
которая будет стоить миллион долларов. Но саму картину он не видел,
только задник. Ты знаешь какая это картина. Продай мне ее.
- Поехали подумаем, - сказал Зверев после секундного раздумья, - а там
видно будет.
Инне Зверев очень не понравился, куда-либо ехать с ним она наотрез
отказалась и отправилась по магазинам. А брат с художником и еще
какие-то двое поехали в шашлычную напротив гостиницы «Советская». По
пути из метро Зверев заскочил в галантерейный магазин и вышел оттуда с
большим куском толстой сероватой оберточной бумаги.

В шашлычной было тепло и еще пусто. Компания заняла столик около стены.
Сделали заказ. Брат немного расслабился.
- Нужно сейчас, потом будет поздно. - пробормотал Зверев.
Он побежал на кухню и притащил три соусницы: коричневый ткемали, зеленый
ткемали из молодых слив и красный сацибели. Разложил лист на столе и
начал рисовать. Он обмакивал пальцы в соус и очень точными
профессиональными движениями наносил мазки на бумагу. Когда нужно было
очистить «кисть», просто облизывал пальцы. Распылял ртом. Иногда
промахивался, и тогда соус летел на зрителей. Словно заклинания
приговаривал какие-то бессмысленные стишки, в которых рифмовал «нашу
встречу» с «увековечу», «сацибели» с «охуели», а «ткемали» с «заебали».
Пошли в дело горчица, перец и соль. В результате этой магии через
полчаса из хаоса пятен материализовался портрет брата. Чтобы заметить
хорошую картину нужно разбираться в искусстве. Заметить шедевр может
каждый. Этот портрет был шедевром. Зверев положил портрет на деревяную
решетку вокруг батареи сушиться. Официант принес водку и закуски, потом
еще водки и горячие вкусные шашлыки. После этого происходило что-то еще,
но из памяти моего брата это «еще» стерлось навсегда.

Очнулся брат в совершенно незнакомом месте, которое при ближайшем
рассмотрении оказалось вытрезвителем. В итоге все обернулось не так
страшно. Пятнадцать суток ему не дали. Документы остались целы. Денег в
бумажнике хватило на оплату специальных услуг, и даже осталось еще
несколько рублей. На прощание милиционер отдал ему небольшой рулон,
обернутый в газету с аккуратно заправленными внутрь краями:
- Твой приятель, алкаш, просил чтобы ты не забыл. Ну, бывай.
Дверь вытрезвителя захлопнулась. В ближайшей столовой брат купил горячий
кофе и развернул рулон. Высохнув, портрет стал еще более красивым, на
обороте листа красовалась каллиграфически-изощренная подпись «А. Зверев
75г.», а под ней также изощренно был вырисован «1000000».

Пребывание в Москве было испорчено, но к моему счастью уехали они
обратно в Питер только в заранее назначенный день (характер!). Мы
благополучно разминулись. А дней через десять на Электросилу пришло
письмо о недостойном поведении имярек в столице. Было собрание, на
котором выяснилось, что блестящая карьера моего брата по душе далеко не
всем. Всплыл больничный. Боре влепили выговор и разжаловали в начальника
участка. Он обиделся и ушел. Устроился в пуско-наладочное управление.
Через два месяца понял, что там можно только спиться. В следующий мой
приезд показал мне израильский вызов с голубым логотипом. Меня он с
собой не позвал. Уезжая, я не удержался и попросил посмотреть на
картину. Боря протянул мне рулон:
- Забирай себе. Видеть его не могу.
В Харькове я снял с рулона московскую газету и осторожно развернул его.
Влажный питерский климат предохранил бумагу от пересыхания. Соусы не
выцвели и не заплесневели. Только горчица и соль немного осыпались.
Человек на картине мучительно всматривался в будущее. Таким своего брата
я не знал и никогда не видел. Я влюбился в портрет с первого взгляда.
Знакомый багетчик за «Железного короля» вставил его в подходящую раму
под стекло, и больше я с картиной не расставался.

Боря просидел в отказе три года. Я мало знаю об этих временах. Думаю,
что ему пришлось нелегко. Боря считал, что я косвенно виноват в крушении
его карьеры и не хотел меня видеть. А я испытывал жуткое чувство вины и
не хотел видеть Борю. Приехал на проводы, но поговорить нам не удалось.
Письма Боря не писал. Только иногда слал родителям посылки из Америки.
Написал в первый раз через года два, когда получил работу инженера в
маленькой, но процветающей компании. Купил дом. Один из совладельцев
компании ушел на пенсию. Боря заложил дом и выкупил его пай. Вскоре
купил второй дом. Постепенно вытащил в Америку всю семью.
Перед моим отъездом он позвонил:
- Привези зверевский портрет, если цел. Все-таки на нем - я, и подарен
мне...
Я привез. Теперь портрет висит в коннектикутском доме брата над камином.
Когда гости восхищаются им, Инна говорит:
- Этот портрет стоил нам три года жизни. А посмотрели бы вы на
художника..!

А поездку, с которой все началось, я почти никогда не вспоминаю, потому
что боюсь заиграть эту пластинку. Да и подробностей никаких не помню,
кроме острого чувства счастья, возможного только в девятнадцать лет.
Девушка тоже куда-то исчезла. Помню только, что у нее была небольшая
очень нежная грудь с разными сосками. Один сосок был гладкий, другой
какой-то шершавый.

Художник Анатолий Зверев умер в 1986 году. Мир праху его.

Abrp722

ТАИНСТВЕННЫЙ ОСТРОВ
Жила – была дружная советская семья: папа, мама и малюсенькая девочка
Саша (моя будущая жена).
И повезло им стараниями трех поколений собрать большую (даже по тем
читающим временам) библиотеку.
Как-то вечерком, в дверь постучал сосед – майор милиции и слезно
попросил пару тройку книг на неделю для своего оболтуса. В школе задали
для внеклассного чтения.
Папа:
- Что за книги–то?
Сосед развернул тетрадный листочек, пробежал глазами:
- Так, Толстой есть... Пушкина, слава Богу, и у самих до хрена, Гоголя в
библиотеке взяли... Ага, вот: Робинзон Крузо, Таинственный остров,
Последний из Могикан и Даниель Дефо... А нет, Даниель Дефо, это от
Робинзона Крузо... Ну как, сосед, выручишь?
Папа:
- Да, эти три у нас есть, сейчас принесу. Можешь не на неделю, а хоть на
месяц, но смотри не заиграй.
Мент:
- Обижаешь! Мы не первый час знакомы, я всегда отвечаю за свои слова, я
же офицер милиции. Через месяц, а может даже и раньше все верну в
целости. Спасибо тебе, дико выручил.

Прошла неделя, прибитый сосед вернул две книги и стараясь не смотреть в
глаза, поспешил на службу.
Однажды, папа увидел как сосед во дворе собрал кучу смертельно
испуганных разнокалиберных пацанов, орал на них как на убийц и грозил
колонией. Вокруг стояли несколько ментов, они тихо шипели на мальчишек:
«Не вертите бошками, а слушайте, что вам товарищ майор говорит... »
Папа:
- Здорово сосед, Случилось что?
Майор смущенно:
- Приветствую. Да нет, обычная профилактика...
Прошел ровно месяц и наступил день возврата последней книги. Папа с
мамой уже стали обсуждать: когда стоит прозрачно намекнуть соседу о
возврате книги?
В тот же вечер майор явился сам - торжественный, печальный и трезвый.
Долго мялся, не отказался от чая, а потом грустно сказал:
- Вы извините меня, я понимаю, что сегодня прошел месяц, но так
случилось, что у моего Сеньки, книгу сперли во дворе. Он придурок читал
"Таинственный остров" на качелях, потом на пару минут оставил его
охранять одному гаденышу, а сам побежал за мороженым. Гаденыша позвала
мама домой, в это время книгу и похитили. Я даже выяснил, кто украл и
кому передал, но потом, через двух фигурантов цепочка оборвалась...
Такие дела... Но вы не волнуйтесь, я куплю вам точно такую же.
- Да где же ты ее купишь, если даже в библиотеке такой не было? А уж в
книжном магазине, она и подавно не продается.
Мент:
- Не переживайте, сказал верну - значит верну. Оденусь по гражданке и
завтра же схожу на книжную толкучку, там у спекулянтов, хоть Библию,
хоть черта лысого купить можно, были бы деньги...

Счастливый сосед вернулся на следующий день и принес книгу, плотно
завернутую в серую оберточную бумагу и надежно перемотанную шпагатом. На
бумаге сделанная от руки карандашная надпись: «Таинственный остров»
Пока довольный хозяин с трудом разворачивал свою вновь обретенную книгу,
майор рассказал:
- Эти книжные спекулянты такие зашуганные, хотя там такие бабки
крутятся... Вы можете себе представить, спрашиваю у одного: «Сколько
стоит Таинственный остров? » Он испугался, показал на другого, другой
спросил: «А Вы не из милиции? » Нет - говорю, ты с ума сошел, я
книголюб... Менты книг не читают.
Подошел еще один бородатый, ни о чем поговорили, в конце-концов он
спросил: «А Вы уверены, что Вам нужен Таинственный остров?»
Меня это вконец взбесило и бородатый поняв, что я уже могу взорваться,
отправил меня за деревья, захожу, там бабушка божий одуванчик
спрашивает: «Вы что хотели? » «Таинственный остров» - говорю, Что же
еще!?
Бабка и говорит: «Двадцать пять рублей и ни копейки меньше».
Представляете!? Я то думал десять, ну пятнадцать, но деваться некуда,
долги нужно отдавать, выгреб четвертной, бабка взяла и говорит: «Я
сейчас уйду, а ты видишь в-о-о-о-н тот картонный ящик, под ним и
возьмешь».
Ну просто как шпионы.
Папа развернул упаковку, внутри была толстенная книга в твердом
переплете, на корешке надпись «Жюль Верн. Таинственный остров»
Вот книга заняла свое законное место на книжной полке, хозяин выпил с
соседом по рюмке коньяку и уже далеко за полночь они попрощались весьма
довольные друг другом.
И только на следующий день, папа решил полистать книгу, его терзали
смутные сомнения, вроде бы она гораздо толще старой, да и конспирация, о
которой рассказал майор, никак не выходила из головы...
Открыл, а все страницы отпечатаны на пишущей машинке, да еще и через
копирку.
Оказалось, что «Таинственный остров» – это не книга Жюля Верна, а
кодовая фраза узкого круга людей посвященных в опасную тайну...
... Так в 1976-м, у родителей моей жены появился свой собственный
«Архипелаг ГУЛАГ»...

Ну вот всё хорошо было на рабалке с четверга на пятницу на Ахтубе в ближней от Волгограда Астраханке - и место с женой нашли неудобное для туриздов, а потому пустое, и рельеф дна - "самое оно", и жара уже спала, и ветерочек лёгкий кровососов отгонял...
А клевала на узко заточенные под судака донки только одна протокольная мелочь - даже забрать да показать нечего. Видать, судаки эту точку отвели под детсад. "Всё лучшее - детям", ага.
Вываживаем периодически да вздыхаем.
И тут к противоположному берегу подходит двухкилевая лодчонка с древним согбённым местным дедушкой. Он, оказывается, то ли с утра, то ли ещё с ночи замаскировал в кустах три закинутых удилища.
С двух вытащил подлещиков, а вот третье задало жару...
"Крокодилом", благо, если леска позволяет, можно и слона вытащить, но и это удило согнулось в дугу пополам.
А дедушка упорный, и руки цепкие.
"Выкачивает" прижимающегося ко дну монстра полчаса, час - и сдаваться не собирается.
Мы как заворожённые на него в бинокли смотрим.
Да что мы - чайки уже ставки начали делать на вес этого сомяры.
Бродячий шелудивый волкозавр Дружок на берегу не устаёт скандировать "Шайбу! Шайбу!"
Я жалею, что без лодки, а то бы переправился да помог.
А дедушка настырный - матерится, а всё равно то поднимает, то немного отпускает леску.
Два часа уже вываживает, третий пошёл.
"Смеркалось" (с) М.Задорнов.
Вы, конечно, уже думаете, что сейчас дело кончится обрывом или обрезом лески, дед в сердцах поломает к чёрту удилища, утопит с горя лодку и побредёт инфарктить от упущенного усатого домой.
Хренушки. Дедушка мудрый, он предусмотрел все варианты.
Кричит: "Ничо, ничо, сейчас он совсем устанет, я его руками возьму!"
И точно - минут через 10 надевает спасжилет и лезет в воду.
Долго поддевает и захватывает добычу, и выволакивает на берег... огромный чёрный пень.
Блин, ну к такому облому жизнь даже Дружка не готовила...
Только вот оказалось, что это лишь первая часть марлезонского балета.
Во второй на этот пень были намотаны две чьи-то оборванные снасти, и на одной из них сидел 3-4, а то и даже 5-килограммовый сазан (в бинокли точно не определить).
Когда гордый своей гордостью ветеран рыбацкой удачи удалялся на своём линкоре, за доставленный адреналин ему аплодировали не только чайки, а даже прибрежные кусты.
Так что решайте сами - зря мы впустую съездили на судаковый детский сад, или для дедушки в следующую поездку сюда стоит пятизвёздочный допинг захватить.
P.S. Волкозавр Дружок, конечно, был накормлен.
P.P.S. Фотки по ссылкам с ВК не вставляются. Первая публикация с фото - https://vk.com/fion34?w=wall-206882241_8704%2Fall

Ой вы гой еси добры молодцы и красны девицы, а слыхали ли вы сказание
былинное о двух богатырях физиках, буржуинах треклятых и деревянном
сидюке? Ну коли не слыхали, так сказывать буду.
Случилось сие во времена стародавние, которые ныне былинными зовутся. Не
каждый сервер в те времена мог бахвалится винтом гигабайтным да
сидиромом двухскоростным. И случилось в мире чудо великое, привозить
стали купцы заморские диковинку, сидиромы самописные да болванки
одноразовые. По цене девайсы сии равнятся могли только со ступами
самолетными да повозками самокатными.
Но легендарные чудища городские, кои новорусскими звались, уж начали
скупать их, да в кладовые свои складывать. Но добро только в сказках без
худа приходит, у нас же былинное сказание, задумали буржуи проклятые так
свои программы на компакты записывать, чтоб ни один сидиром самописный
их скопировать не смог, а уж если скопировал, то софтина дивная работать
бы не смогла, дабы денег побольше огрести. Сказано сделано, и привезли
буржуины сидюки такие диковинные на ярмарку сибирскую, что СибКомпьютер
звалась. Стоят у стенда своего рекламного да бахвалятся, дескать не
найдется на земле всей умельца такого, который скопировал бы сидюки эти,
да софтина демочная работать не перестала бы. Шли мимо два молодца
добрых, физиками звались, в Институте Ядерной Физики пот свой проливали,
да науку Российскую двигали. Посмотрели на диво сие, да и говорят "Мол,
эка невидаль, не сдюжит защита сия, коли за нее люди головастые
возьмутся". А буржуины пуще прежнего бахвалятся
" Это вы по скудоумию своему сказываете, ничего не понимаете в
технологиях высоких, куда вам русским темным с этим делом справится, щи
лаптем хлебаете, а хотите мудрецов наших обставить".
Гордо отвечали физики "Да не бывать задачи такой чтоб русские не
справились, ни в христианских землях, ни в магометанских, ни в
языческих!". Отвечали буржуи "Да аппаратура на коей сие диво скопировать
можно не одну сотню тысячь рублей американских стоит, ни у вас ни у
института вашего казны не хванит, да на коды хитроумные не один месяц
убьете". Но не испугались физики, и говорят " Эка невидаль коды
хитроумные, прежде бахвалится чем, испытай лучше, мы физики казны
великой не имеем, а за один день с работой справимся!" Подивились
буржуины "Ну чтож, - говорят - берите сидюк сей, и коли сможете так
завтра в тот же час копию приносите".
Пришли физики в институт к себе, да думу думают, как им диковинку
заграничную повторить, да пришла мысль путная в головы их светлые.
Призвали они дядьку, на все руки мастера, из тех что не спились еще, да
тоже науку двигали, не головой так руками, занятие не менее почетное.
"А изготовь ка ты нам, - говорят, болванку подходящую, чтоб аккурат вон
на ту походила". "Отчего ж не сделать, - отвечал мастер, сделаем, только
пластику у нас на складе уж квартал как нету, мож из дерева подойдет, из
березки русской?". Подумали физики, отвечают " Чтож, можно и из
березки". Быстро обернулся мастер, да принес деталь искомую. Подивились
мастерству физики, да дело не терпит, положили болванку в камеру
вакуумную, да метализацию напылили. Затем сложили диковинку заморскую да
свою деталь доморощенную лицом к лицу, и шарахнули по ним излучением
синхротронным, так, что аккурат весь диск заморский на деревянном
нарисовался.
Утро вечера мудренее, вот поутру то и понесли физики диск фирменный
заморский да свой самодельный на ярмарку. Рассмеялись буржуи, что за
ерундовина, она и сидюк то наш только по форме да размерам напоминает
вам бы на печи сидеть, да лапти плести. "Смейтесь смейтесь, - отвечали
физики,- только для начала испробуйте дело рук наших". Взалкали буржуины
еще большей потехи, да и воткнули сидюк деревянный в свой сидиром
заморский, да языки то и поприкусили, ведь программа то демочная и
устанавливается и работает!
Что дальше было не ведаю, но бают люди, что купили буржуины заморские
сидюк деревянный у физиков за десять тысячь рублей американских, и что
сидюк сей у них на фирме в кунскамере выставлен, дескать у любой
проблемы есть простое решение, только не все догадываются.

Было где-то в 90-х. Однажды к нам на деревенский костёр заглянул пьяненький мужичок. Нас там сидело человек 10. У него с собой было и мы с удовольствием приняли его в компанию. Периодически кто-то ходил за дровами в ближайшую рощицу, что-то там находил. Приезжали новые люди и все привозили с собой дрова. Видя это мужичок заявил, что у него тут недалеко участок и мы можем спокойно приходить к нему и брать всё деревянное, что захотим, мол ему это все равно не нужно. Мужичок уехал, но слова его остались в наших умах. Поэтому на следующий же вечер первая группа отправилась за дровами к нему на участок. Лето было хорошее, собирались на костер каждый вечер и дрова для костра требовались постоянно. Где-то недели за три мы сожгли всё деревянное что смогли найти у него на участке. После этого зондеркоманда вернулась обратно с пустыми руками. К тому моменту количество участников еженочного пикника сильно увеличилось, подрос и костёр в своих аппетитах. Попробовали оторвать от сарая несколько досок. Оказалось громко и затруднительно. Переключились на деревянные грабли и лавочку в палисаднике. Потом в дело пошел забор. Потом сожгли деревянные столбы от забора. Мужик этот снова приехал в деревню спустя полтора месяца. Вначале был сильно удивлён, потом очень ругался. Пришёл на костёр и пытался всех побить, но там ему налили и успокоили. На следующий год на месте сожжённого деревянного забора стоял добротный и высоченный кирпичный, построенный руками помощников, пришедших на эту стройку добровольно-принудительно.

Ранние девяностые, если вдуматься, были жутким временем. Начавшиеся невыплаты зарплаты, реальный страх голода, криминал, спирт "Рояль" в ларьках, тупые кокшеновские комедии, пьяный и обосанный президент в Кремле, комиссионки на каждом углу и далее по списку. Люди ходили покупать шмотки на проходящий китайский поезд, а причиной увольнения в трудовых книжках писали - ликвидация учредителей. Я тогда закончил второй курс тюменского индустриального и, удачно отмазавшись липовой справкой от романтической геологической практики, принял волевое для себя решение не растрачиваться впустую на отдых, а устроиться куда-нибудь подзаработать.

В сущности, выбор работы для студента был тогда невелик. Можно было, к примеру, устроиться сторожить садик или стройку. Преимуществом такой работы было то, что можно было водить по ночам в сторожку знакомых барышень и даже, при наличии состоятельных друзей, брать у них на ночь видак с кассетой увлекательного тевтонского порно. Но я в те дни как раз переживал очередную грандиозную любовную драму и решил на некоторое время подвязать с женщинами с целью осмысливания причин происходящего. Не то, чтобы я хвастаюсь, но девки тогда меня обламывали с редким постоянством. И вдобавок у работы сторожем был ещё один нюанс - при всех потенциальных возможностях она имела серьёзный недостаток - платили мало, всего полтинник в месяц.
Был ещё вариант подстричься покороче и сдаться в какую-нибудь бригаду, кои создавали тогда все кому не лень. Почти все мои товарищи, с кем после армии ходили на бокс, уже торчали в оных. И даже уже успели наполучать в общее пользование старые праворукие шушлайки, на которых важно носились по городу, как совы над просекой. Но саму мысль о том, что придётся лупить кого-либо за то, что у него есть деньги, а у тебя нет, я как-то всегда находил несколько абсурдной, поэтому этот вариант тоже не рассматривал.
*

В конце концов, я решил тупо пойти грузчиком. Они, судя по объявлениям, требовались везде, и зарплата у них была значительно выше, чем у тех же сторожей.
Первое место, куда я устроился, был наш хладокомбинат. Там я проработал, чтобы не соврать, ровно один день. В бухгалтерии на меня завели первую в моей жизни трудовую книжку, где была прописана моя должность - «работник склада». Сам склад, куда меня отправили, располагался в ангаре за толстой железной дверью с табличкой «ЗАКРЫВАЙ ДВЕРИ, БЕРЕГИ ХОЛОД!». Повсюду в нём стояли большие промышленные холодильники. За одним из таких в углу, трое остальных работников склада стоя пили по очереди что-то из мутной стеклянной баночки, запивая это водой из стоявшего на перевёрнутом ящике чайника. Моему появлению никто из них не удивился. Мне лишь сунули старую фуфайку, а вслед за ней и баночку со словами:

- Пей. - Я принюхался. Пахло больницей.
- А закусить есть? - робко поинтересовался я.

Подавший мне банку привстал и, отломив со стенки холодильника кусок намёрзшего там снега, протянул мне, повторив:

- Пей. Ща коров привезут.

Не знаю почему, но я выпил. С трудом, конечно, ибо до этого дня спирт я ни разу в своей жизни не пробовал. Его могучее действие я ощутил практически мгновенно и, видимо, оно и помогло мне выжить в следующие два часа, когда мы крючьями выгружали целую машину коров, точнее их обледенелые туши, которые затем наваливали на заднюю дверь склада, одни на другие до самого потолка. Адский труд. Когда мы к обеду закончили, и пошли к себе в угол пить чай с пряниками, то сил не было даже держать чашку в руках.

После краткого чаепития по кругу была вновь пущена баночка со спиртом, от которой мне даже не пришлось отказываться, потому что к тому времени я уже пьяно дремал, привалившись спиной к холодильнику. Вероятно, меня решили пожалеть и больше не будили, и почти до конца рабочего дня я там и проспал. Проснувшись, я обнаружил, что во сне я завалился набок и лежу возле ящика на своём фофане. Голова моя при этом оказалась зажатой между чайником и холодильником. Всё тело ужасно затекло и кроме этого жутко болели уши. Зажав их руками, я пешком доковылял до второй городской больницы, где по вечерам подрабатывал медбратом одноклассник, учившийся в «меде». На моё счастье была его смена, и он тут же провёл меня к дежурному врачу. Вынесенный мне диагноз удивил всё приёмное отделение.

Как выяснилось при обследовании, одно ухо я умудрился об холодильник обморозить, а на втором, что было рядом с чайником получить ожог первой степени. Доктора, смазали мне уши разными мазями и замотали голову бинтом, взяв с меня честное слово, что в конце недели я появлюсь у них на осмотре, чтобы они могли показать мои чудо-уши студентам мединститута. Случай-то, как они сказали, совершенно уникальный. Я даже немного загордился собою тогда. Правда, когда я причапал домой и смотревшая очередную серию «Просто Марии» мать увидела меня во всей красе, то чувство гордости несколько ослабло. Подумав, что меня избили бандиты-рэкетиры, сирену она тогда врубила нешуточную. Хорошо ещё, что отец был в командировке. Кое-как её успокоив, я прошёл к себе в комнату, отказавшись от ужина.
*

Уши у меня болели ещё несколько дней. Кожа на них начала облазить, отваливаясь целыми кусками, которые с удовольствием пожирал наш домашний кот Кузя, впоследствии по причине безжалостной кастрации перекрещенный в Изю. После того, как уши зажили окончательно, я решил снова поискать работу. Хладокомбинат я уже не рассматривал, поняв, что второй рабочий день мне там не выдержать. На второй день поисков я устроился грузчиком на почтовый участок тюменского железнодорожного вокзала, где честно отработал две недели. Там, слава богу, во время работы не пили, да и люди были постарше и посолидней. Молодой был вообще я один, все остальные годились мне в отцы, называли меня «студент» и с работой особо не напрягали.

Основной моей обязанностью было вслушивание в процесс перекидывания из рук в руки посылок во время разгрузки, с целью обнаружения характерного «булька». Услышав желанный звук, я тихонько присвистывал, и обозначенная посылка укладывалась в особую кучу возле задней стены склада сплошь подрытую воровскими норами. Под вечер такие посылки дербанились в дальнем углу склада, спиртное утаскивалось с той стороны и употреблялось в кустах подальше от вокзальной площади. Алкоголь был в дефиците, и поэтому вероятность получения посылок с возможной выпивкой на нашем участке устойчиво стремилась к нулю.

Зарплату на участке выдавали дважды в месяц, что меня тогда, по всей вероятности, и сгубило. Получив на руки сумму адекватную трём моим месячным стипендиям, я на радостях внял доводам коллег по работе о безусловной святости пролетарских традиций, вместе с ними отправившись проставляться за первую зарплату в нашу привокзальную пельмешку. Вроде как бы выпить по кружке пивка. Там я купил всем по пиву и по беляшу. Сперва хотел взять на закуску появившиеся тогда в продаже чипсы, но бригадир, с сомнением повертевший в руках шуршащий пакетик, веско произнёс:

- Не у каждого коммуниста от картошки хуй стоит.

Проникнувшись, я и взял всем беляшей. А после пива, послушавшись мудрых советов, о том, что понижение градуса издревле считается в рабочей среде дурновкусием, я заказал водку, затем под водку пельмени и снова водку. Потом, помню, все дружно стали стрелять у меня мелкие деньги. На все мои опасения, что денег мне уже просто может не хватить рассчитаться, я слышал:

- Да не ссы, студент, завтра скинемся, обратно всё получишь!

После этих благородных, но, как выяснилось впоследствии, совершённо лишённых жизненной почвы заявлений, я, раздав практически весь аванс, захмелел окончательно и вскоре, пропустив всех друзей моих медлительный уход, уже безмятежно дремал за своим столом. Очнулся я уже за полночь, совершенно один, с головою гудевшей как мигалка и полным отсутствием денег в карманах. Вокруг меня, словно герои Эллады, дружно дрыхли вокзальные бомжики. Кое-как добравшись пешком до дома, я, не раздеваясь, рухнул в постель.

На следующий день меня еле-еле подняла мать. С трудом разлепил глаза, я обнаружил, что уже половина одиннадцатого. Спать мне хотелось как собаке Павлова. В ушах шумело так, словно кто-то приложил к ним две огромные морские раковины. Из-за двери доносился разговор родителей:

- Да что с ним творится? - сердито вопрошал у матери вернувшийся утром с командировки отец.
- Может, просто устал? - пыталась та как-то сгладить ситуацию.
- Да какой там устал? К нему же в комнату зайти невозможно, выхлоп стоит как на спиртзаводе. Ладно, вечером с ним поговорю.

На работе я появился только к полудню. На участке все ходили с похмелья злые и зелёные как инопланетяне. В ответ на мои робкие вопросы о деньгах, вчерашние кореша морщась отворачивались и, в конце концов, послали к бригадиру, который суровым рэпом мне объяснил, что никто меня на верёвке туда не водил и соответственно никто никому не должен. А ежели я лично решил угостить товарищей по работе (за что мне, конечно, спасибо), то и должен делать это от души, а не вести себя впоследствии с сослуживцами как кошерная интеллигенция. Тут такое не приветствуется. И вообще работать надо, никто здесь за меня пахать не нанимался.

Использование в бригадировой речи такого стилистического приема как бессоюзие придавало ей особую стремительную выразительность, и, несмотря на жуткую головную боль, до меня мало-помалу дошло, что все мои полумесячные заработанные деньги я, увы, безвозвратно проканал как Буратино курточку. Молча начав работать, я стал обдумывать сложившееся положение, и вскоре, вместе с осознанием факта банального кидалова, ко мне пришло и чувство обиды на коварство вчерашних собутыльников. План мести созрел быстро и к концу трудодня моими стараниями были отобраны и заныканы «на вынос» четыре тяжеленные посылки. В трёх из них по квитанции шли учебники в школу МВД, а в четвёртой ехала кукла, умеющая отчётливо и жалобно говорить «ма-ма» каждый раз, когда посылку переворачивали.

Подготовив, сей злодейский акт возмездия, и, отказавшись от опохмела, я поспешил после работы домой, решив больше на участке не появляться, явственно понимая, что после последней моей выборки деловые отношения с коллегами запросто имеют все шансы перейти в романтические.
*

Третьим моим местом работы, куда меня устроила мать, стала коммерческая фирма «ПЭКо». Устроила через соседку снизу, чей родственник работал там охранником в круглосуточном ларьке, что тогда покрыли весь город, как бык Европу.

- Что мне там делать-то надо? - спросил я мать вечером.
- Будешь там пока на подхвате, лучше уж в ларьке, чем по вокзалам спиваться.

До этого с бизнесом в своей жизни я никогда не сталкивался и вообще, честно говоря, только недавно и узнал, что само слово бизнес пишется через Б.

Моя новая должность называлась помощник руководителя. Появилась она не так давно, но уже начала пользоваться популярностью у нарождающегося бизнесменского корпуса. В принципе, и сама наша фирма возникла недавно. Дядя моего директора, отмутив в свою практически личную собственность несколько энергопредприятий, для проводки каких-то своих тарифов учредил нашу фирму-прокладку, где директором поставил своего племянника. Его он выдернул с какой-то государевой конторы, предоставил ему офис, выделил жильё и подъёмные. Ставить на хозяйство кого-то не из родственников тогда считалось не комильфо. Да и наёмных управленцев, коих сейчас как говна за баней, в начале девяностых просто не было.

Мой директор, получив свои первые в жизни крупные деньжищи, последовательно выполнил весь, свойственный тому времени, алгоритм действий. А именно - приобрёл в «комке» рыжую кожаную куртку-косуху, напечатал себе первые чёрно-белые визитули и купил старый 123-й Mercedes. Мерседес был зелёновато-серый, с задним приводом и дизельным двигателем. Его, некогда блестящая краска, с годами потускнела, приобретя тот бутылочный оттенок, который в старину называли цветом «влюблённой жабы». Нормально мотор заводился только с утра, в нагретом же состоянии капризничал. Тем не менее, шефу его автомобиль очень нравился, он ласково называл его «мой пепелац» и лично периодически выходил вниз протереть ему зеркала. Вот благодаря этому крокодайлу меня и приняли на работу.

Совершив в уме нехитрые арифметические действия, директор вычислил, что взяв меня в штат, он даже сэкономит на времени и на соляре. От меня же требовалось выполнять мелкие поручения, помогать грузить в ларьке товары при подвозе, толкать мерина в случае явного его незавода, либо сидеть внутри при работающем двигателе, пока директор будет выходить из него «делать бизнес».

Ларёк наш находился прямо под окнами нашего офиса. Покупка его была первой коммерческой инициативой моего директора. Что, в принципе, неудивительно, тогда все их ставили. Но с ларьком ему, можно сказать, повезло. Во-первых, стоял он недалеко от центра, а во-вторых, в отличие от тогдашних уличных уродцев, обычно изготовленных из приваренных к швеллеру листов железа, нашей фирме от, не так давно сдохнувшей «выездной торговли», достался профессиональный торговый павильон, настоящий маленький магазинчик.

Сам офис располагался в недавно переделанном под кабинеты бывшем заводском актовом зале с оставшимся соответствующим антуражем. Мне все эти высокие лепные потолки, полированный паркет и огромные хрустальные люстры сильно напоминали загс, куда я весь прошлый курс по переменке таскал своих одногруппниц подавать фальшивые свадебные заявления для получения талонов на заветную отоварку в «брачке». Популярное было тогда среди студентов занятие. Но, в общем-то, со стороны всё у нас в офисе выглядело достаточно солидно. Возле входной двери гордо красовалась табличка «Первая Энергетическая Компания».

Состоял офис из двух кабинетов, причём первый был проходной. В нём под большим цветным постером «Эллен и ребята» сидела нанятая чуть раньше меня секретарша Марина, смазливая лохиня с глупыми газельими глазами, беспрерывно жующая с открытым ртом появившуюся недавно забугорную жвачку «Love is…». Что происходило вокруг неё она особо не понимала, да и не старалась понять. В первый же свой рабочий день я ей задвинул, что, насколько мне известно, наша фирма учреждена для торговли чебурашками, которых шефу будут поставлять из белорусских лесов, где, собственно говоря, чебурашки и водятся. А под вечер случайно услышал, как она на полном серьёзе излагает эту версию какой-то своей подруге по телефону. Телефон стоял перед ней - новенький «Панасоник», по которому она обычно отвечала заученную фразу:

- Нет его, вышел «Мерседес» проверить... А кому перезвонить-то?

Директора она боготворила и при его появлении заметно краснела. Но, в принципе, существо она было безобидное, и всё своё свободное время я торчал возле её стола. Тем более, что там я, по крайней мере, не мёрз.
Во втором же кабинете, где располагался сам директор, всегда стоял ощутимый морозец. Причиной тому было стоявшее в левом углу кабинета невиданное по тем временам чудо - кондиционер. После покупки, думая, что именно так он и должен работать, директор установил его на самое последнее деление, где была нарисована голубая снежинка. Спорить с шефом было особо некому, поэтому в его кабинете холодно было как в вытрезвителе. В правом углу стояла кадка с другой входившей в обиход новинкой - вечнозелёным деревом из искусственной зелени, которое упорно поливала приходившая по вечерам уборщица. Один раз я даже видел, как она, цепко ухватившись, втихаря вырвала пару листочков на рассаду, спрятав их в тряпочку.

Посреди комнаты находился стол, на котором стояла другое заграничное диво - бэушный PC 286 с треснувшим снизу монитором, который шеф включал, когда садился играть на нём в тетрис. Сбоку от стола с компьютером стоял шкаф для документов, за стеклянными дверцами которого заманчиво посверкивали яркими этикетками диковинные разноцветные ликёры «Кюрасао». Время от времени, когда директору надоедало играть на компьютере, он вставал и по очереди вытаскивал бутылки из шкафа, задумчиво рассматривая сквозь них видневшийся в окне кусочек улицы. После чего уровень его деловой активности даже несколько повышался, и директор начинал звонить «по делам». Хотя, дел-то, надо сказать, как раз и не было и, затарив с утра ларёк, добрую часть рабочего дня мой начальник мучался вечным вопросом передовой русской интеллигенции - Чё делать?

Делать ему, в основном, было тупо нечего. Помимо ларька и дядиных тарифов вся деятельность фирмы сводилась к каким-то случайным сделкам, случайные товары покупались у таких же начинающих предпринимателей и продавались случайным людям. Всё это гордо именовалось посреднической деятельностью. В ходу тогда было построение цепочки от владельца товара до конечного покупателя. Там могли находиться совершенно разные фирмы и люди, но бывало, что всё каким-то волшебным образом срасталось, и в конце каждый мог получить свою малую дольку. Вот и наша контора участвовала тогда во множестве таких, по большей части беспонтовых операций и даже умудрялась иногда чего-нибудь продавать.

Схема работы была простая: по рекламе находился потенциальный покупатель, которому нужна была некая продукция, за которую он может рассчитаться каким-либо своим товаром, который в свою очередь пользуется спросом у какого-нибудь третьего или четвёртого лица, часто размещавшего своё объявление в той же самой газете. Оставалось только свести нужных продавцов и покупателей. Самое интересное, что некоторые сделки всё же прокатывали, причём с нашей нехилой наценкой. Но чаще всего посредническая цепочка трагически разрывалась, оставив большинству горе-участников лишь фантомную боль по упущенной выгоде, которую они, как правило, уже успевали посчитать, а некоторые и потратить.
*

Ларёк же работал как часы и, как мне теперь кажется, он один и приносил реальную прибыль. С утра мы с оптовых баз подвозили в него всё то фуфло, которое тогда пользовалось спросом: пепси, пиво багбир, сигареты (магна, бонд и мидвест), цветные презервативы, растворимые соки зуко и юпи, жвачки турбо, коробки с пакетиками сушённых бананов, шоколадки топик, конфеты мамба и прочие деликатесы, некоторые из которых уже и не вспомнишь. Алкоголь потяжелее завозили даже два раза в день: ликёры, водку маккормик и распутин. Наверняка всё это было левое-прелевое, но кому тогда могло прийти в голову, что когда-нибудь товары будут проверять на предмет контрафакта?

Самое замечательное, что, на мой взгляд, было в ларьке это наша продавщица Танька. Продавщицей была она одна, лишь по воскресеньям подменяясь дочкой бухгалтерши. Работать в ларьке ей, по-моему, нравилось. Зарплату ей платили небольшую, но она неплохо добирала на ночных продажах, ведь ларёк был открыт до часу ночи. До этого Танька трудилась на нашем моторном заводе, где она собирала корзины сцепления для «москвичей».

- Я с корзинкой - говорила она - прошла Крым, Рым, Берлин и Токио. Как Красная Шапочка.

Лет ей было немногим за тридцать. Довольно привлекательная для своего возраста разведёнка, хотя уже с некоторой долей осенней усталости в глазах. Меня она всегда поражала перлами, которые с невозмутимым видом без труда выдавала на любое происходившее событие или реагировала на просьбу покупателей. Вот только некоторые из них, которые я сейчас могу припомнить:

- Двери закрывайте - жёны изменять будут!
- Вы зажигалку или покупайте или на место ложьте. Я не Прометей всем огня бесплатно давать!
- Ты почему мимо урны бросил?! Вот из-за таких рождаемость и падает, никто попасть не может!
- Как я вам, молодые люди, икру в вобле нащупаю?! Я вам что - гинеколог?

Вторым нашим работником в ларьке был, навсегда победивший анорексию, охранник Володя. Патологический, по сути, бездельник, как и большинство своих собратьев по профессии. Девяносто процентов своего рабочего времени Володя неторопливо натирал специальной бархоткой свой перстень-печатку, похожую сбоку на лёгкую шахматную фигуру. Тогда, кстати, работать в охране было даже, в какой-то мере, престижно. Это сейчас у нас полстраны охранники, в каждом городе поутру одна картина - толпа мужчин в камуфляже домой с узелками бредёт с дежурства, половина с похмелья.

Видно было, что Танька ему нравилась, он всячески её опекал и очень стремился завоевать её расположение, часто встревая в ссоры с покупателями, приключающиеся по причине её острого языка. Танька же периодически его обламывала.

- Какой целоваться, Володя? - смеялась она - от этого ж только пломбы вылетают.

Володя приглядывал за директорским мерсом, что стоял сбоку от ларька, днём - чтобы не спёрли антенну, а по вечерам, когда становился заметным мигающий красным цветом маячок сигнализации, следил чтобы не пинали по дверям и колёсам. Сигналки тогда только появились, и пнуть по машине, чтоб она заорала на разные голоса, многие прохожие считали удачной мыслью.
Ещё одним охранником в нашем ларьке числился какой-то тайный индивидуум, которого велел оформить туда дядя директора. Ну, вы понимаете, куда ж без них было…
*

Всю первую свою трудовую неделю я проездил с директором на его пепелаце. Первый день на заднем сиденье, а потом, когда директор осознал, что при такой езде он сам больше похож на моего водителя, и рядом. Начиная со второй недели, он уже периодически сажал за руль меня. Я бы лицемерил, если бы утверждал, что такое занятие меня не радовало. Пару раз мне даже удалось засветить из мерса свою физиономию знакомым, что весьма укрепило мой статус «на районе». Кроме этого мы отвозили бухгалтерше печать, накладнушки, счета и прочие важные для бизнеса документы. Вся эта движуха была, по сути, беспонтовая и сейчас всю эту деятельность легко заменили бы факс с электронкой, но тогда всё это казалось абсолютно естественным.

Как правило, пару раз в неделю Директор обычно надумывал посексовать и тогда мы катили к его полюбовнице. Он, как и большинство рано женившихся мужчин, земную жизнь пройдя наполовину, успел ко второй половине обзавестись настоящей своею любовью. Его femme fatale была средних лет красавицей модильянистого типа, с зелёными, как у беды, глазами. Выглядела она, надо отдать ей должное, очень даже ничегошно. Когда мы заезжали за ней, и я пересаживался назад, то переднее седушку приходилось даже отодвигать, чтобы влезали её длинные, в розовых лосинах ноги. Городская секс-индустрия по сравнению с нынешними временами была на зачаточном уровне, поиски спонсора считались тогда в обществе определённой нормой, и такие старлетки пользовались тогда довольно устойчивым спросом у появляющегося предпринимательского класса. Позже с появлением интернета и индивидуалок спрос на услуги подобных дам резко снизился.

Домашнего телефона у неё не было (о сотовых тогда даже не слышали) и для того, чтобы их рандеву состоялось, мы вначале подъезжали к магазину стройтоваров, куда я заходил высмотреть её мужа, лысого и унылого типа, работавшего там продавцом. Удостоверившись, что нужный объект на месте, мы шумахерили к пансионату директорской крали, заскочив по дороге в свой ларёк, где шеф обычно выписывал на себя вафли «Кукуруку», ликёр «Амаретто», сигареты «Магна» и пачку презервативов, (а иногда, исходя из каких-то собственных своих соображений, он брал две), после чего мы летели к его фаворитке. Условившись со мной, вернуться часа через два-два с половиной, он поднимался наверх, а я оставался в мерсе. Несмотря на все свои грандиозные планы, возвращался он уже максимум через часик, и мы уже не торопясь, тащились в офис. В «бункер», как говорил директор.

В случае же когда лысого на месте не было, мы разворачивались обратно, либо ехали на озеро Андреевское мыть машину. Доступ к воде тогда был свободный и мы, искупавшись, до блеска натирали директорский мерс кусками поролона. Толкать после наш унитаз по песку одному было невозможно, и я обычно просил помочь кого-нибудь ещё, внося в сонную жизнь пляжа определённое разнообразие.

Иногда, домчав до города, мы не ехали сразу в офис, а специально ехали прокатиться по нашей главной городской артерии - улице Республики. Это кажется сказкой, но машин тогда было мало и можно было гонять днём по городу из конца в конец как духу божьему над водою. Тем более что тогда на дорогах народ от иномарок просто шугался в разные стороны. Сейчас, когда любая девочка на ренушке готова без проблем протаранить подвернувшуюся ей на пути «каешку», в это верится с трудом, но так и было.

Езда вообще, надо сказать, была достаточно комфортна. Теперешняя ситуация, при которой кто на дороге пропустит тот кунак, а кто подрезал - кровник, создалась лишь с введением автокредитования, когда на дороги выехал легион соплижуев на кредитных застрахованных авто… Ну, вы помните…

Время от времени мой начальник вывозил свою даму сердца прогуляться, правда, выбор мест для отдыха тогда был довольно ограниченным, это сейчас в Тюмени кафушек как в Париже. А в те времена какие-либо светские мероприятия почти не проводились (вероятнее всего по причине полного отсутствия светского общества) и все развлечения сводились к походу в один из трёх-четырёх тюменских ресторанов, бывшими тогда центрами городской цивилизации.

В зале представители многочисленных блаткомитетов, соседничали с деловыми, челноками и этническими авторитетами. Среди тогдашнего тюменского бомонда считалось естественным ходить в рестораны в спортивных костюмах и сдвигать столики с понравившимися соседками, а главным показателем, демонстрирующим особую утонченность во вкусе, был вопрос к принёсшему заказ официанту:

- Слыышь, а ты сам-то будешь это хавать?!! - и рефреном - Нет, ты скажи – ты сам-то будешь это хавать?!!

Дамы у всех были примерно одинаковые: прокуренные красавицы-потаскухи с химзавивкой, вульгарным макияжем (Матисс отдыхает) и пошлыми манерами, которые тогда, впрочем, были в порядке вещей. Некоторые из наиболее изысканных и продвинутых девиц дружно тестировали появившиеся тогда светящиеся клипсы, что, по общему мнению, придавало им вполне загадочный и мулинружевский вид.
Представления людей о прекрасном всегда обусловлены особенностями их общественного бытия, поэтому сей нарисованный эстетический идеал на тот момент полностью соответствовал общепринятым канонам.

Наверное, учитывая всё это, директор туда обычно не совался, предпочитая тихариться с возлюбленной в кафешке «Белая сова», что открылась тогда на выезде из города.
Договорившись с ней заранее, мы забирали её на углу в двух кварталах от её дома, где она ждала нас у «хлебного», нервно прохаживаясь там как Фанни Каплан по заводу Михельсона.

Сейчас «Сову» уже перестроили, а тогда её внешний вид был довольно эклектичен, и сама постройка походила на дом, где прятали Бен Ладена. Интерьер тоже соответствовал. Стены, оклеенные обоями под шелк, украшали дешёвые картинки в позолочённых рамках. Зал разделялся на кабинки с арками из крашеной и покрытой лаком фанеры.
Музон играл тоже клёвый: «Комбинация», «Технология», «Мираж» и тому подобное. Но сервис был на высоте - всё вкусно и быстро и я всегда наедался там на халву, как щенок на помойке. Тогдашние повара ещё не научились делать порции гомеопатическими, присвоив им мудрённые иностранные имена, как это сейчас повсеместно принято. В каждой кабинке на столе лежала книга жалоб и предложений, и наша зеленоглазая дама всегда писала туда отзывы, которые я потом с удовольствием перечитывал: - Сидели у вас в cаве. Ели люляки баб. Очень понравилось.

Посетив «Сову» мы, если позволяла погода, обычно сворачивали на озеро искупаться. Назад в город, толкнув мерс, за руль садился я, а мой директор с полюбовницей садились ворковать на задние сиденья. Через некоторое время, судя по доносившемуся оттуда директорскому хрюканью, там начинало происходить нечто глубоко интимное. Везти их я старался медленно и только через час подвозил к тому же «хлебному», где, напоследок красиво поцеловав шефа с неистовой компрессией русской драматической актрисы, его пассия выходила из машины и дальше до своего пансионата шла уже пешком, высоко вскидывая колени и на ходу поправляя свои живописно растрепанные волосы.

- В бункер - вздыхал директор.
*
Тот день я запомнил хорошо, что, неудивительно учитывая высокую динамику произошедших в течение его причинно-следственных событий, в результате которых мне довелось первый раз в жизни побывать в соседнем с нами Екатеринбурге..

- Ой, там такое! Гудит как улей родной завод - закатила глаза Танька, когда я с утра появился на работе, - Иди скорее, тебя шеф уже спрашивал.

Гудело всё как раз из-за Таньки. Как выяснилось, прошлой ночью наш Володя, не разобравшись, отлупил у ларька двух молодых людей, покупавших у Таньки три бутылки водки Diamond. Отлупил, неправильно истолковав их фразу:

- Дайманда, три флакона.

Обычно все называли эту водку "Димон".

Пострадавшие умники на беду оказались какими-то мажорами и, пообещав Володе, что его сексуальная жизнь вскоре разнообразится, скрылись в ночи на папиной «девятке», с визгом переключая скорости и оставив после себя лишь черный дымящийся след на асфальте…
Видно сразу же и попёрли жаловаться папикам.
По хорошему, в такой ситуации, на месте родителей нужно было выдать сынкам пару подзатыльников по жёсткому диску, чтоб не шарились по ночам за водкой и делу конец. Но один из отцов, видимо, так не считал и с утра подключил к этому делу свою «страховую компанию».

Поэтому, то утро в нашей фирме и началось с разборок. Володе от греха велели втаптывать домой, что он и сделал, слившись с несвойственным ему проворством. Когда я поднялся в офис, то помимо нашей секретарши обнаружил там сидевшего на стуле у двери директорского кабинета незнакомого парня спортивного вида, на которого испуганная Марина таращилась, словно девственница на вич-инфицированного насильника. За дверями у шефа что-то гневно бурчала подъехавшая мажорская крыша.
В ответ им также гнусаво бубнили присланные директорским дядей «наши». Маринка подслушивала этот диалог, затаив дыхание. По-видимому, переживала за директора. Спортсмены свалили где-то минут через десять. Спустя ещё минут пять выглянул запаренный директор и позвал меня к себе.

- Падай в капсулу - он протянул мне ключи от машины - надо на вокзале одного человека встретить. Он со Свердловска через час на поезде приезжает. Зовут его Григорий Иванович, стой на площади, он сам к тебе подойдёт. Встретишь, привози сюда. Вот тебе на горючку, заправься.

На вокзал я успел вовремя и даже успел заправиться и прокатиться мимо находившегося сбоку от вокзала почтового участка, по пути посигналив бывшим коллегам. Они как раз тусовались там в курилке и, увидев меня за рулём мерседеса, дружно вылупили глаза от удивления. Тогда появиться на мерсе было просто бомбой, это сейчас никого никакой машиной не удивишь. Довольный произведённым эффектом я подрулил на площадь и вскоре ко мне подошёл здоровенный мужик в годах, в костюме и с портфелем.
- Иваныч - протянул он руку. Рука была тоже огромная, ручища я б лучше сказал. Когда мы подъехали к офису, то нас на улице уже ждали директор с дядей. Меня они отправили помогать Таньке, а сами повели гостя в офис.

На обед я повёз их всех вместе в «Сову», где шеф с дядей на пару всячески облизывали гостя. По оказываемым ему знакам внимания было заметно, что он был для них очень важен, дядя даже заказал для «гостя с Урала» песню. Как я понял Иваныч приехал к нам утверждать те самые тарифы, ради которых и открывалась наша фирма. Пили они коньяк «Три бочки», причём Иваныч несмотря на возраст пил больше всех, но не пьянел, что, впрочем, было немудрено учитывая его медвежью конституцию.

Проторчали мы там часа три. Сперва они обсуждали дела, но понемногу, как это обычно бывает за столом, разговор дошёл и до женщин, а точнее до падших женщин, которые тогда только появились по тюменским баням и саунам. Ныне, когда в любой бане имеются собственные штатные куртизанки, а в каждом населённом пункте есть своя объездная, где пасутся «сосущие в терновнике», в это верится с трудом, но, тем не менее, раньше их не было. Наш гость, как выяснилось, ещё не имел опыта общения с профессиональными жрицами любви, но как бы был не против даже на старости лет получить оный, а заодно и подписать те самые заветные тарифы.

Поэтому когда мы вернулись в офис, то директор велел Марине подыскать сауну или баню подходящую ему для отдыха с гостем такого высокого уровня. Сами же они проследовали в кабинет директора, где продолжили поить гостя с Урала коньяком.
Получив такое ЦУ от директора, наша секретарша Марина начала обзванивать сауны, всем своим видом выказывая неодобрение планируемому бесчинству. Лицо у неё при этом было такое, будто её саму глотать заставили. В результате непродолжительных поисков она заарендила сауну на заводе сантехзаготовок, презентовавшую себя как «элитную».

Примерно через полчаса деловая часть встречи, по всей видимости, завершилась, и кабинет шефа покинул его довольный дядя, подмигнув напоследок сердитой Маринке. Ещё минут через пятнадцать вышли шеф с Иванычем и все вместе мы спустились к нашему ларьку, где, взяв упаковку баночного пива, двинули в сауну.

- Надо же - увидев Иваныча, сказала Танька - такой большой и без гармошки.
*

На скамейке возле дверей сантехзаготовок, в позе врубелевского демона, сидел на корточках охранник в камуфляже. Увидев наш мерс, он вскочил и привёл администраторшу, пышную тётку с претензией на элегантность, вышедшую к нам с дежурной улыбкой:

- Отдохнуть к нам? В элитную? Сейчас Виталик подойдёт, всё организует, проходите за мной.

Идти нам пришлось мимо бара, где за стойкой скучала одинокая миловидная деваха и мимо двух других, по всей видимости, «неэлитных» саун, одна из которых была совсем рядом с нашей. В её открытую дверь было видно стол, за которым расположилось несколько накачанных типков криминального вида. Стараясь на них не глядеть, мы подошли к нашей двери, ключ от которой нам вручила администраторша.
В том, что наша сауна была элитной, не было никаких сомнений. Об её элитарности говорило всё - плакаты Ван Дамма и Саманты Фокс на стенах в двух комнатах отдыха, мягкая мебель, музыкальный центр и видеодвойка Фунай, мигавшая в углу красным глазом недобитого терминатора.

На стол мы поставили привезённый с собою Туборг, а в музыкальный центр, чтобы не злить быков за стенкой, воткнули кассету Шуфутинского. Судя по их грозным рожам, в дыню они могли дать из самых общих соображений.
Сама парилка была в отдельном помещении, где был небольшой, обложенный кафелем бассейн и стояло несколько мягких кушеток с простынями на них. Видимо там обычно и происходило всё то, что Мопассан возвышенно называл в своих, довольно смелых на тот момент произведениях, неземной страстью.

Подошедший вскоре Виталик оказался тощим и пронырливым шнырём с бегающими глазами. Волосы у него были длинные, а в левом ухе была серьга в виде пацифистского значка. Вероятно, он был каким-то неформалом.

- Нам гостя нужно уважить - кивнул ему шеф на Иваныча.
- А какие гостю нравятся? - деловито осведомился тот.
- Давай блондинку вези…. получше - буркнул ему Иваныч, недоверчиво глядя на его серёжку, которую он явно принял за признак латентного гомосексуализма.
- Ну, одна блондинка ещё не секс, ещё не секс - фальшиво протянул Виталик, сделав ударение на слове «одна».

Иваныч на миг задумался, взглянул на часы и, решив, по всей видимости, осуществить все свои тайные эротические грёзы, заказал Виталику двоих, поинтересовавшись у него при этом:

- Что, прям бери и делай что хошь? -
- Что хочешь, только не бросай их в терновые кустики - отшутился Виталик и исчез.
*

Мы сели пить пиво и где-то уже через четверть часа на пороге, «дыша духами и туманами», возникли ведомые Виталиком профессионалки. Появились они довольно эффектно, используя весь набор стандартных сексуальных раздражителей - кудри, чулки, каблуки и т.п. Надо сказать, это были первые увиденные мною продажные женщины, и впечатления от них были самые позитивные. Вначале ведь все считали, что проститутки должны быть по определению красивущими как в тех западных фильмах, где мы все их до этого видели. Такие туда и шли. Сейчас, когда в сауну привозят стадо набранных по соседним деревням носорогов, об этом уже никто не вспоминает.

Виталик, получив деньги, дематериализовался, пообещав заглянуть через часик. Иваныч с привезёнными им девицами проследовал в парилку, закрыв за собой дверь, а мы с директором снова плюхнулись в кресла допивать пиво.
Но не успели мы с ним докурить сигареты, как из сауны донёсся возмущённый вопль:

- Вы кого привезли?! Кого привезли?! - Иваныч выбежал к нам босиком, замотанный в простыню, словно римский патриций. На левом плече у него была татуировка в виде русалки в армейской пилотке. Суть его претензий сводилась к следующей фразе:

- ЛЫСЫХ привезли!!!

Редко когда потом я слышал равный по силе эмоционального воздействия крик. Иваныч определённо был не в курсе изменившихся тенденций в intim hair.

- Давай нормальных, нах… мне эти больные! - возмущался он.

Директор резво вскочил и начал его успокаивать, обещая сейчас же позвать нашего волосатого сутенёра и потребовать у него не менее волосатых работниц. Вероятно, дальнейшие события и развивались бы по такому сценарию, если бы не случившееся в следующие секунды происшествие, остановившее все пламенные сентенции и вообще повлёкшее за собой полное изменение амурных планов «гостя с Урала».

А произошло следующее - высказав своё негодование, Иваныч развернулся и направился к бассейну, по пути размахнувшись, чтобы пнуть по стоявшей на полу пустой пивной банке. По банке он, к несчастью для себя, промазал, но зато поскользнулся и, выдав весьма сложный набор телодвижений, обрушился на пол, умудрившись при этом приземлиться на свою же собственную ногу. Нога при падении явственно хрустнула, после чего Иваныч выпучил глаза, широко открыл рот и заорал как Джельсамино.

Мы с директором даже слова сказать не успели, как всё это случилось. Нога его начала опухать прямо на глазах, стремительно достигая в колене размеров футбольного мяча. Иваныч ревел как трубадур. Ситуация быстро выходила из-под контроля и директор решил взять её в свои руки.
Первым делом он пнул по двери в парилке и велел выглянувшим на крик девкам исчезнуть. Шлюх тут же унесло как Элли с Тотошкой. Иваныч перестав на мгновенье вопить, проводил юных прелестниц взглядом полным боли и инфернальной тоски.
Затем, после кратких размышлений директор надумал положить Иваныча на кушетку и таким образом вынести его наружу. С большим трудом напялив на него костюм, мы погрузили мы его на кушетку, еле-еле вытащив её за дверь. Весил он точно не меньше пианино.

В соседней сауне братки лупили нашего Виталика. Тот плакал и обещал им «субботники». Совсем не бить сутенёра в то время было, по меньшей мере, моветоном. А тут им ещё такой колоритный подвернулся….

Увидев Иваныча они на минутку бросили Виталика и выглянули за дверь.

- А чё ногами-то вперёд тащите? Смотри, дядь, зажмуришься, примета плохая, - они дружно хохотнули.

Но потом, войдя в положение, даже послали двоих помоложе, чтоб те помогли нам дотащить Иваныча до выхода. Дальше мы, кое-как загрузив его в наш пепелац, двинули в старую ещё травматологию на Ленина. Иваныч поутих, но периодически издавал продолжительные стонущие звуки, напоминающие тирольские напевы. К счастью доехали мы быстро. В регистратуре сидели две смешливые, похожие на ангелов, медсестры. Мы рассказали им о происшедшем с нашим командировочным несчастном случае, и они сразу же отправили нас на рентген.

- Мать - земля моя родная - присвистнул дежурный врач, взглянув на снимок из рентгенкабинета - гипс-то на лимите. Перелом у тебя, батя.

Гипсовал он ногу минут сорок, насвистывая при этом что-то мажорное. Потом доктор выдал Иванычу пару таблеток и прописал полный покой. Загипсованная во всю длину нога Иваныча стала походить на знаменитую Пизанскую башню. Самое ужасное было то, что штанина на эту ногу уже никак не налазила, и с минуту с ней промучившись, нам пришлось заткнуть её ему за пояс. Вид при этом у Иваныча получился, мягко говоря, нетривиальный. Директор хотел отвезти его на ночь в какую-нибудь гостиницу, но Иваныч отказался.

- Давай домой, - махнул он рукой, - погостил уже…
Когда мы вели его мимо регистратуры, то стоявшие за стойкой весёлые врачихи высунулись и, улыбаясь, посоветовали ему в следующий раз быть осторожнее в командировках.

- Тьфу, бляди, - выйдя за дверь, сплюнул Иваныч.
*

К вокзалу мы подъехали уже в полной темноте. Купив Иванычу в кассе практически последний купейный билет на ближайший поезд до Свердловска, мы за полтинник доштырились с носильщиком, который, погрузив гостя с Урала на свою тележку, довёз его до самого перрона. Там было безлюдно. Лишь местами фланировали личности замаскированные под праздношатающихся дам разного возраста. Тоном человека продающего уворованный с приисков килограмм плутония они шепотом предлагали водку и различные продуктовые дефициты. Опасались они, по-видимому, пары серых мусоров-побирушек, что, словно связанные тюремными браслетами, вместе бродили по перрону. Увидев нашу процессию, они подошли поближе. У одного из них из сапога торчала видеокассета, а второй держал в руке целлофановый пакет с жареными карасями.

Они даже обрадовались хоть какому-то развлечению и довели нас до места предполагаемой остановки нашего вагона, идя впереди нашей тележки.
Поезд мы ждали минут двадцать. Директор ушёл покупать у тёток коньяку в дорогу. Иваныч молча сидел на своём портфеле, белея в темноте загипсованной ногой и мрачно смотрел на великое таинство межполового общения, что демонстрировали ему двое собак-любовников обосновавшиеся рядом на рельсах.

Когда подошёл наш поезд, то директор о чём-то переговорил с блондинистой проводницей и подозвал меня к себе.

- Ты давай всё-таки, не в службу, а в дружбу, с Григорием Ивановичем скатайся. Мало ли что… Я позвоню, там встретят, а ты первой же лошадью обратно...

По моему мнению, которое, впрочем, никого не интересовало, ехать мне с ним не имело особого смысла, но и отказаться было неудобно. Особенно после слов о дружбе.
*

В купе, куда мы с директором завели Иваныча уже сидели двое. Бабулька в жёлтой футболке с надписью «Мы остановим гепатит В!», читавшая вслух книжку-сонник, и её внук лет четырёх-пяти от роду, весь в пятнах от ветрянки. Мы соорудили Иванычу что-то типа ложа из матрасов и подушек, и он уселся в него как в кресло. Сам я залез наверх. Директор выдал мне денег и бутылку коньяку для Иваныча, распрощался с ним и откланялся, а мы поехали.
Бабуся, в общих чертах расспросив нас о случившемся, перешла в соннике на слово «баня».

Положение обострялось наличием в купе её внука. Не знаю, что творилось в его маленькой измазанной зелёнкой голове, но, увидев замотанную бинтом ногу Иваныча, он схватил бабулю за руку и громко прошептал:

- Бабушка, это что - МУМИЯ?

И вот почти целый час, этот гадёныш, не переставая, продолжал хныкать:

- Бабушка, это мумия, баба, пожалуйста, убей мумию, бабушка, ну, пожалуйста - канючил он, покуда не отрубился.

Бабуля, видимо привыкшая к его нытью, особо не грелась и продолжала изучать сонник, зачитывая Иванычу самые интересные, с её точки зрения, места. Уютно стучали колеса, позвякивала ложечка в стакане, а она монотонно бормотала:

- Парилка во сне означает, что Вас ждёт нехорошая компания. А если Вы поскользнулись в бане, будьте готовы к некрасивому поступку со стороны домочадцев. А вот сон о парении в новой бане снится завистливым людям, - бабуля сама начала потихоньку заплетаться и, наконец, тоже заснула.

Иваныч с интересом прослушавший всю эту информацию, отхлебнул коньяку и поднял голову на меня.

- Не берёт, спирту бы…. Он достал докторские таблетки и запил их очередным глотком коньяка - Ты когда-нибудь спирт пил?
- Один раз - вспомнил я хладокомбинат - ожог с обморожением получил.
Иваныч впервые за всё время взглянул на меня с уважением.
- А так чтоб чёртики приходили пил? - он помолчал и добавил - а я пил.
Мне стало интересно, и я спросил:
- Ну и что, к вам приходили?
- Черти нет - он помолчал, - Валерка приходил.
- Какой Валерка? - не понял я.
- Валерка из «Неуловимых мстителей» приходил, в очках, - Иваныч гнал уже конкретно.

- Обостряга - подумал я и решил больше ситуацию не провоцировать и молчать как в плену у фашистов.
К счастью Иваныч, приговорив больше половины бутылки, вскоре погрузился в сон, держа перед собой коньяк, словно философ, любующийся цветком лотоса, и я вздохнул с облегчением.

Вот так мы и доехали. Ранним утром прибыли в Екатеринбург, где по приезду к нам в вагон зашли двое встречающих Иваныча молодых людей, и все вместе мы благополучно выгрузили его из вагона.

- Ну, - Иваныч, прощаясь, крепко сжал мне руку, - давай. С блондинками, смотри, осторожней, они несчастье приносят.
*

Город я тогда толком и не посмотрел, после всего вчерашнего зихера и наполовину бессонной ночи сам я уже был как усталая подлодка. Побродил вблизи вокзала, посмотрел в видеосалоне очередной гнусавый боевик и отправился в кассу покупать билет домой. На обратном пути я успел выспаться и заработать из-за сквозняка насморк. В Тюмени я был после обеда и, хотя директор разрешил мне не выходить, отправился на работу, решив оттянуть реакцию родителей на моё появление.

У ларька курила ничуть не удивившаяся моему появлению Танька.

- А Володи так и нет, сгинул как тень отца Гамлета, одна тряпочка и осталась, - грустно улыбнулась мне она, - посидишь смену со мной сегодня? - я кивнул и пошёл доложиться директору…

Проработал я в «ПЭКо» ещё полтора месяца и уволился уже к сентябрю, когда началась учёба в институте.
*

Вот так, собственно говоря, и протекал тот бестолковый водевиль с моим первым трудовым опытом, весь состоявший из нелепых случайностей, в которых, как известно, обычно и реализует себя некая скрытая закономерность

Впереди меня ждал диплом, безработица, мой первый собственный бизнес, первый автомобиль, первые деньги, потраченные на поездки в столицу, покупку дебильных диоровских костюмов, посещение различных злачных мест и прочие «фальшивые бриллианты», как все эти вещи называл Чехов. Само собой разумеется, все эти чудеса планомерно переросли в проблемы, разборы, подставу друзьями и потерю всего заработанного. В общем, всё как у людей, такое в ту некуртуазную пору было сплошь и рядом. Хотя кому-то, безусловно, повезло больше, некоторые тогда даже на английский футбольный клуб успели заработать.

А потом бурные девяностые закончились. Как хрен с бугра откуда-то возник один, никому не известный подполковник, неплохо знавший устройство гитлеровской Германии с её землями и гаулейтерами. Расставил вместо них своих ворюг-губернаторов и начались крысиные двухтысячные. С их кумовством, наглаженными банковскими чмошниками, семинарами по даче откатов, наседающими мигрантами, ежедневными голливудскими авариями на наших дорогах и прочей другой хренью, которую все вы не хуже меня знаете.

Хотя, безусловно, не всё так плохо. Всё, как полагается, идёт своим чередом, я женился, отучился за речкой, объехал полмира, директорствую, дочка растёт как доллар, жизнь продолжается, я б сказал европейски. По выходным мы всей семьёй ездим, как на работу, в какой-нибудь большущий торгово-развлекательный центр. Берем на первом этаже продукты, катим тележку к машине и сгружаем их в багажник.

После чего, на блестящем эскалаторе поднимаемся на второй этаж, где супруга с дочкой, разбив местность на квадраты, с неослабевающим энтузиазмом прочёсывают местные бутики. Я в это время сижу в какой-нибудь сетевой жрачке, пью беспонтовое безалкогольное пиво и листаю городские глянцевые журналы-поминальники, где надоевший всей Тюмени десяток-другой бизнесменов-эксгибиционистов в сотый раз даёт интервью, рассказывая о своих коттеджах, своих детях-индиго, своих часах, авто и собачках. С видом умудрённого сомелье они разглагольствуют, какое вино они предпочитают пить в это время года, и учат подрастающую офисную биомассу как правильно делать бизнес. Это всё очень интересно.

Затем мы обычно подымаемся на четвертый и идём в кино. Если там нет ничего интересного, то едем домой, ставим машину в забитый двор, поднимаемся к себе, кормим псину, кошку и смотрим телевизор с его бесконечными увеселительными передачами и нынешним биологическим разнообразием ботоксных звёзд. Вечером я беру поводок и выгуливаю собаку. Возвращаюсь домой и жена меня спрашивает:

- Ну, как?
- Нормально - рапортую я - две лужи и куча...

Всё не так плохо. Вот только немножко грустно, словно в старом заброшенном парке аттракционов осенью. Но совсем немножко.

А может это просто тупо возрастное. Конечно, девяностые вспоминаются неоднозначно. Время было такое, во многом жёсткое, не серебряный век. И судеб изломанных хватало и прочих задвигов. Но ведь на то время, по сути, и пришлась молодость. Ностальгия, знаете ли, подлая девица. Несмотря на все заплёты, нет, нет, да вспоминаются времена студенчества. Когда в голове не было никаких траблов, детей, жён, любовниц и можно было идти по городу без забот, девчонкам незнакомым на балконе помахать, а через полчаса, все печенюшки у них сожрать и в койку…

О чём, на самом деле, этот мой рассказик я даже и сам уже не понимаю. Догадываюсь только, что пора с ним закругляться, хорош уж вас мучить. Скажу, буквально, ещё пару слов об участниках тех событий:

Мой бывший директор трудится помощником местного областного депутата, коим, естественно, является его дядя. Облысел. Мерседесу не изменил, ездит на «Гелике». Мы бибикаем друг другу на дороге.

Володю встретил недавно, работает начальником службы безопасности большого офисного центра. Весит уже за центнер, узнал его по печатке. Танька живёт с ним, у них сын-студент, они не расписаны.

Маринка неожиданно нашлась через «одноклассников» - вышла замуж за управляющего омским банком, родила ему двух дочек. Муж старше её на двадцать четыре года. Живут в Черногории.

Года три назад в Паттайе, в баре наткнулся на Виталика. Меня он не вспомнил, просто по пьяни разговорились. Он, как я понял, успел тогда понаделать долгов и свалил из России. Работает замдиректора фабрики по выпуску канцелярии. Жена тайка, дети тайцы. Джип «Чирок», свой дом.

С Иванычем я больше не встречался. Где-то уже в конце девяностых, смотря по телеку концерт, посвященный дню энергетика, увидал его сидящим рядом с непотопляемым рыжим основателем олигархического капитализма в России, в ту пору председателем «РАО ЕЭС». Иваныч поседел, но выглядел всё так же бодро и представительно, словно старый опытный гладиатор.

Ну, вот вроде и всех вспомнил. Жизнь словно мудрая учительница потихоньку расставляет нам всем свои отметки.

Спасибо, кто дочитал.
Всем удачи.

Чтоб не носили передачи.)

© robertyumen

Драматический театр какого-то очаровательного российского города – то ли Челябинска, то ли Тюмени – давал «Портрет Дориана Грея». Дориана Грея играл только что дембельнувшийся молодой актер Кукушкин, упакованный в белокурый парик, благоразумно скрывавший бритую голову и накачанную в спецназе бычью шею. Прочие актёры тоже были люди хорошие и старательные.

В комнате для реквизита были разложены предметы, подлежащие выносу на сцену в этом и других спектаклях. Лежали возле стены и четыре портрета Грея-Кукушкина, изображавшие, соответственно развитию персонажа, прекрасного юношу, молодого человека с опухшими глазами и печатью разврата на лице, потрёпанного, страшноватого мужчину и, наконец, жуткого старца-вурдалака с перекошенным, синюшным лицом.

Второй акт спектакля начинался с того, что Грей-Кукушкин, стоя на фоне своего портрета №1, обращался к зрителям с монологом: «О, красота, ты чудо из чудес, я всё б отдал, чтоб удержать тебя и сохранить всю свежесть тела, молодость и силу, чтоб не сойти в могилу никогда, о, небеса, зачем несправедливо…» и так далее и так далее.

Но так было в теории и на репетициях.
Когда раскрылся занавес и Грей-Кукушкин вышел под свет софитов к краю сцены, он заметил, что многие зрители вместо аплодисментов хихикают и, как босяки у Горького, ухмыляются в кулаки. Профессионального актёра этим не смутишь, но Грей-Кукушкин, начав свой длинный монолог, всё же стал аккуратно проверять, всё ли с ним в порядке. Сперва он легонько провёл пальцами по лбу и убедился, что парик на месте. Затем он как бы случайно взмахнул рукой на уровне пояса и узнал, что ширинка тоже застёгнута. Но зрители не умолкали и атмосфера в зале стала напоминать концерт Поперечного-Петросяна.

Кукушкин-Грей разозлился и даже вспотел под париком, но продолжал стоически читать монолог: «Прекрасный мой портрет, пусть лучше злое время возьмёт власть над тобой, а мне оставит юность. Ты будешь всё страшнее, всё старше, всё согбенней, а я всё так же свеж, так мил и так приятен, как статуя Давида, как облик Мона Лизы!..»

Тут Кукушкин-Грей обернулся и наконец посмотрел на портрет, висевший за его спиной. Слова застряли у него на языке.
На стене висел портрет восьмидесятилетнего Льва Толстого, сурово и угрюмо глядевшего на происходящее из-под густых бровей.

- Михалыч, скотина, когда же ты бросишь пить? Опять реквизит попутал, – вполголоса сказал Кукушкин-Грей слова, которые Оскар Уайльд не включил в финальную версию романа.
Извинившись перед зрителями, актёр вынес Льва Толстого и через некоторое время принёс портрет себя.
Во время паузы он, рассказывают, всё-таки успел дать леща пьяному рабочему сцены, но не беспокойтесь – за всю историю театра на работе никто сильно не пострадал.

Алаверды Лешиной истории про хлеб…

Запах Хлеба.

Когда я родился, мои родители ещё жили с моими бабушкой и дедушкой в небольшой квартирке в очень старом (19й век) доме. Квартира и дом были неказистыми, но расположение было ключевое, самый центр. Был ещё один огромный плюс. Окна одной из комнат выходили прямо в пекарный цех хлебзавода который находился через небольшой дворик.

С детства я помню бесконечный конвеер булок, хлеба, батонов, пирожков, итд. который протекал перед моими глазами. Над ними священнодействовали тётеньки в белых халатах творя чудо. Ах, какое это было зрелище. Мелким я был готов был смотреть на него часами.

А запахи. Какие запахи там были каждый день. Сдобы, шоколада, повидла, теста, тмина, корицы, всего не перечислишь. Они перемешались в один и с этим запахом я пробуждался первые несколько лет моей жизни и с ним ложился спать. В прямом смысле для меня это стал запах детства.

С улицы и со двора были входы в дом, а соседняя с уличным входом дверь была в булочную где продавалась продукция этого хлебзавода. Какие там были пекарные изделия. Я любил и до сих пор люблю мучное и эта витрина завораживала меня. С утра, да что с утра, целый день, толпа нарасхват разбирала горячую выпечку. Народ кушал на месте и нёс домой. Все хвалили мастеров которые пекли такие вкусности.

Но странная вещь, почему-то нам с сестрой мать, отец, бабушка и дедушка строго настрого приказали не покупать там ни одной булки, ни одной печенюшки. Много раз я сжимал монетки в ладошке перед входом в булочную возращаясь из школы, но перед глазами вставали строгие лица и говорили нельзя. И так я ни разу не нарушил запрета.

Потом мы переехали в другую часть города, а ещё чуть позже эмигрировали из СССР. Так я и не попробовал выпечку той пекарни и ни купил ничего из той булочной. Но этот запах... Этот запах преследовал меня годами.

Я побывал во многих странах и городах. Ел во многих ресторанах, столовых, и забегаловках. Покупал выпечку в разных пекарнях. Съел уж не знаю сколько булок, багетов, батонов, буханок, пирогов, рогаликов, баранок, донатсов, бейглов, печений в Риме, Лионе, Женеве, Нью Йорке, Сантьяго, Торонто, Стокгольме, Лондоне, итд. И везде я принюхивался. Да пахло вкусно, заманчиво, обвораживающе, но запах был не тот. Похож, но всё таки не совсем тот. Тот запах детства был неистребим и неповторим.

Прошло почти 20 лет и судьба опять занесла меня в город где я родился. Перед моим отъездом туда мой дед сказал мне, "Не очень хочу что бы ты туда ехал. Там другая жизнь и там тебе не место. Но раз уж там будешь, сходи на кладбище где лежат родственники, в свою школу, шахматный клуб, но лучше в те дома где ты жил не ходи." Но по прибытию ноги сами понесли меня туда, к старенькому дому где я родился.

Тот же вход в дом, так же рядом булочная, хотя конечно по другой вывеской. И всё тот же восхитительный запах. Тот самый запах который я искал и не мог найти почти 20 лет. Ну нет, теперь уж меня никто не остановит. Я зайду и куплю там пирожки которые так аппетитно лежат на витрине. Но сначала... сначала я зайду в тот подъезд, в тот коридор и подойду к дверям моей первой квартиры.

Дверь в подъезд была открыта. Я зашёл, улыбнулся знакомым разбитым ступенкам, поднялся на 2ой этаж и пошёл по длинному корридору к самой последней двери. Так же знакомо скрипели доски деревянного пола, веяло сыростью от вывешенного белья, и тускло мерцала лампочка. В корридоре я встретил людей настороженно смотревших на меня. Я назвался и сказал что жил тут очень много лет назад и назвал фамилию дедушки и бабушки. На моё удивление их вспомили и предложили сами, "может хочешь посмотреть на старую квартиру." Я конечно же согласился.

Всё так же у входа стояла тумбочка и скамеечка которые сделал мой дед десятилетия назад, так же висела карта области, и даже люстры мне показались знакомыми. Я подошёл к окну и посмотрел через двор. Так же как я смотрел сотни раз давным давно. И вот перед мной опять шёл конвеер булок, батонов, и хлеба - прямо как в детстве. Всё так же суетились тётеньки в белых халатах и мне показалось что я даже узнаю их лица.

И вдруг вглядевшись попристальней я увидел то что совсем забыл. И я понял почему мне родители и бабушка с дедушкой запрещали покупать выпечку в той булочной. По медленно двигающейся полосе конвеера, не взирая на санэпидемстанции, тётенек в белых халатах, законы, постановления, лозунги, смены названия страны, режимов, и президентов бегали огромные, отъевшиеся на сдобном тесте, крысы. Прямо по аппетитно лежащим буханкам, батонам, и булкам.

Я попрощался и вышел из квартиры. У булочной я постоял, но во внутрь не зашёл. Покупать что либо расхотелось. Думалось "прав был дед, умный человек. Говорил же мне, уходя - уходи." Я принюхался, пахнуть булочная стала так же как и сотни других которые я встречал по миру, даже хуже. Я развернулся и ушёл. Настроение было испорченно.

Запах который я хранил почти 20 лет исчез. Исчез навсегда.

ОБЩЕСТВЕННОЕ ПОРИЦАНИЕ
В эпоху появления первых огромных супермаркетов, к нам в редакцию
позвонили из одного такого и сообщили, что поймали магазинного воришку,
можно поснимать.
Срочно приезжаем, нас встречает директор и начальник охраны, показывают
видео доказательство кражи: там довольно смешно мужик оглядывается как
вор в плохих детективных фильмах, а потом пихает всякую фигню в большие
карманы, специально пришитые в полах пальто. Позабавило.
Спрашиваем:
- А где сам виновник вашего торжества?
Директор, посмотрел на часы:
- Да уж часа четыре милицию поджидает...
- Как часа четыре? А где же он?
- Спасибо за вопрос, за мной господа, пройдемте в торговый зал.
Входим, видим: на самом козырном месте магазина, на всеобщем обозрении
покупателей стоит натуральная клетка деревянно-железная. В таких видимо
возили в Америку рабов из Африки.
На клетке крупная и красивая надпись «ОН ВОРОВАЛ В НАШЕМ МАГАЗИНЕ»
Внутри сидел злой, но уже выбившийся из сил воришка из видеоролика.
Бабульки, проходя мимо, вели с ним душеспасительные беседы, некоторые
просто плевали и шли дальше.
Жалко мне его не было абсолютно, но я спросил, а насколько это все
законно, не подаст ли он на вас в суд за насилие над личностью и
издевательство?
Директор давно ждал этого вопроса и ответил: Во-первых, мы сажаем в эту
клетку только если уверены в виновности: видео, плюс пойман с поличным,
во-вторых, в суд на нас уже подавали. Судья очень веселился и вынес
вердикт в нашу пользу. Дело в том, что по закону мы имеем право
задержать подозреваемого в краже до приезда милиции. Но в законе не
сказано, что это не должна быть клетка с надписью «ОН ВОРОВАЛ В НАШЕМ
МАГАЗИНЕ». Почему в кладовке со швабрами можно, а в клетке нельзя?
Клетка эта служит нам для социальной рекламы, в ней обычно сидит
поролоновая фигура магазинного вора, с торчащими колбасами из всех мест.
Ну а как поймаем настоящего - мясного, то нам уже не до поролонового...
Ну и конечно же, пока найдем работающий телефон, у всех наших
сотрудников севшие трубки, пока разыщем зарядку, пока зарядим, пока
позвоним, ну и милицию тоже не торопим, мол можете не спешить. Не
переживайте, не сбежит наш гаденыш, место хорошее, крепкое... А вот уже
и милиция приехала, извините, вынужден вас покинуть...

Не знаю как вам, а по мне так очень эффективная мера, ведь иначе кроме
штрафа и других кулуарных отмазок, вору ничего не грозит, а так
изысканное общественное порицание, которое будет сниться ему всю
оставшуюся жизнь.
Покидая после этого зрелища магазин, лично я захотел два раза заплатить
за бутылку воды без газа...

СТРАТЕГИЯ ВОЙНЫ
Моя однокурсница Аня со своей дочкой и старенькой мамой все лето живет
на даче под Питером. Дача очень древняя, еще дед строил.
Живи да радуйся, только три года назад всеобщую идиллию дачного поселка
разрушил новый сосед абсолютно бандитской наружности и содержания.
Нового хозяина жизни зовут Артем – здоровый такой мужик с золотыми
зубами (до сих пор все гадают – армянин он или цыган, а спросить не
решаются, и правильно делают...) Артем начал с того, что скупил два
участка. Потом самовольно прирезал к своим владениям еще и пустырь.
Соседа справа подвинул на половину своей новой бани, а когда тот
возмутился, из города понаехали дорогущие джипы вперемешку с ржавыми
копейками, из них повылезали братки точно такой же невыясненной
национальности и Артем под всеобщий смех, хлестал обиженного соседа
своими янтарными четками по губам, приговаривая: «Научись вежливо
разговаривать, тогда и тебя люди будут уважать... баня ему моя не
нравится... А воздухом дышать тебе нравится?»
А когда Артем стал зам. председателя кооператива, членские взносы
заметно подросли.
Но вернемся к Анне. Дедушка оставил ей в наследство старый колодец,
который он собственноручно вырыл на своем участке при помощи лопаты и
дурацкой лозы.
Больше питьевой воды не было ни у кого (бурду, что течет из крана, пить
еще никто не решался). По пути из дома, дачники набирали огромные
канистры питьевой воды из колонки за пять километров от поселка, на
выходные хватало с лихвой. Так и жили. Если же у какого-то соседского,
оставленного на неделю старичка, заканчивалась вода, разумеется Аня
всегда пускала такого страждущего с ведром к своему колодцу.
Но тут на горизонте замаячил Артем.
Вначале он, позавидовав чужому счастью, стал искать воду у себя. Нагнал
экскаваторов, превратил свой огромный участок в решето, но воды не было.
Тогда цыган или армянин пришел к Ане и предъявил ультиматум: «Соседка,
раз ни у кого воды нет, твоя вода должна стать общественной. Все, ваша
куркульская жизнь кончилась! Так что даю тебе неделю сроку - прорежь
проход в своем заборе и отсюда до колодца убери грядки, чтобы у людей
появился свободный путь к вашей воде».
Аня попыталась было возражать, мол, если мы на своих несчастных шести
сотках сделаем проход, то что же останется нам? Да и колодец не
бездонный, самим не всегда воды хватает, да и...
Артем перебил ее простым и честным вопросом:
- Тетка, ты я вижу решила со мной повоевать. А ты то сама готова к
войне...?
Через неделю, когда срок ультиматума вышел, армянский цыган бензопилой
вырезал арку в деревянном заборе, и через образовавшуюся дыру сразу
стало видно, что семья Ани к войне готова не была.
Дочь плачет, у мамы прихватило сердце, да и Аня была не в восторге от
начала боевых действий. На этой ноте, в дом постучала старенькая бабушка
из деревни, которая уже много лет носила парное молочко от своей
коровки.
Быстро спросив – что в доме за траур, а покойника нет, получила
исчерпывающий ответ и... весело расхохоталась:
- Ну, вы городские, просто как детишки малолетние, вам нельзя жить на
земле, не умеете вы своего ценить и защищать.
Аня возразила:
- Как защищать? С пустым ведром на него броситься?! Вы бы его видели.
Даже ваш участковый у него на побегушках.
- Я и смотреть не хочу, только не все решается силой. Хочешь я своего
сына Митьку настрополю, он по гроб жизни отвадит того говнюка от вашего
колодца. Ты Митьке только на бензин подкинь, да на пивко. Сделает.
На следующий день возле колодца уже красовался старый, видавший виды,
грязный деревенский туалет. Обычный такой деревянный туалет - такой
стоит на любом огороде.
Увидев это чудо, Артем пришел в бешенство:
- Ах, вы чуханы! Как вы могли питьевую воду парашей запарафинить!? Сами
теперь лакайте свое чмошное пойло. Тьфу! Мне даже в падлу с вами
разговаривать!
На этом армяноцыган навсегда свернул боевые действия и потерял интерес к
стратегическому выходу к воде, а его фронтовая разведка так и не узнала,
что под деревянным домиком не было никакой выгребной ямы – это был
ложный аэродром, а настоящий биоаэродром, как и прежде находился внутри
дома.
Но война еще не закончилась...
Бабушкин сынок Дима, за поллитру восстановив после войны народное
хозяйство (заделал прореху в заборе), сказал:
- Вот скотобаза, такой забор испортил! Но вы Аня не волнуйтесь, я просто
ради интереса накажу его по-своему.
Дом Артема одной стороной выходил на оживленную трассу и вот в
воскресенье вечером Дима проезжая мимо, остановился и аккуратно положил
под его окнами несколько обычных пластиковых пакетов с мусором...
Все остальное доделал стадный инстинкт дачников, сотню километров
плетущихся в пробке домой.
Через полчаса возле дома Артема вырос мусорный бугор таких размеров, что
можно хоть вдесятером играть в «Царь горы».
С тех пор прошло два года, что только не предпринимал бедный армянский
цыган: и вывозил помойку на машинах и морду бил ссыпающим, ничего не
помогало. Инстинкт дачников идущих с мусором на нерест - сильнее любого
цыганского армянина, даже такого свирепого, как этот. Так и живет он до
сих пор возле огромной зловонной кучи мусора, рядом с рекламной
табличкой: «Мусор не бросать!»

Дед Мороз был красив. В том смысле, что если существовал бы настоящий, то в высоких широтах он выглядел бы именно так: невысокий, но с огромными, тяжёлыми плечами, толстыми, похожими на волосатые сардельки, пальцами, квадратной головой на короткой шее, кустистыми, густыми бровями (своими собственными, уже побитыми сединой), окладистой белой бородой (в данном случае из ваты) и блестящими глазами, которые с тоской смотрели в бездонное звёздное небо. Перед ногами Деда Мороза простиралась центральная площадь города Заозёрска (про которую я первый в мире сейчас сказал "простиралась", от чего, я уверен, этот асфальтовый и невзрачный прямоугольник сейчас покрылся смущённым румянцем), по левую руку от него был ДОФ, а по правую - нервно курил Снегурочка. А, да, чуть не забыл одну маленькую деталь: Дед Мороз лежал в сугробе.

В обычной, не волшебной жизни, Дед Мороз откликался на имя Василич и служил старшиной команды турбинистов, но сегодня было 31 декабря, до боя курантов оставался час с небольшим и Василич был в образе. Основную задачу, поздравить детей своего экипажа с Новым годом, Дед Мороз со Снегурочкой уже выполнили и осталась не основная, но самая сложная, - довести Деда Мороза до дома и сдать жене. И жил-то он, в общем-то недалеко, на улице Колышкина, начало которой было видно прямо от ДОФа, прямо вон же она, за пушкой, но Снегурочка уже выбился из сил и, поэтому, положил Деда в сугроб на перекур и чтобы отловить какого-нибудь попутного мужчину покрепче.

- Сышишь, внучичька, а хде маленькая мидведицца? - озадаченно пробормотал Дед Мороз.
- Да ебу я, дедушка? Должна быть рядом с большой. - ответил Снегурочка и глубоко затянулся.
- Ну дык нету чота!
- Ну дык Северное Сияние же! Вот и нету!
- Бляаааа. Красата-та какая, внучечька! - восторженно пробормотал Дед Мороз и отрубился.
- Ну бля, пипец вообще! Теперь и вдвоём не дотянем! - и Снегурочка нервно закурил вторую.

Дедушка Мороз ничуть не погрешил против истины. На крайнем Севере зимой, в ясную морозную погоду, красота, действительно неземная. Небо чёрное-чёрное и звёзды такие крупные и висят так близко, что кажется просто нужно протянуть руку и можно будет их погладить. Особенно когда лежишь пьяным на снегу. А Северное Сияние...знаете, вы наверняка же видели его на фотографиях или видео и даже, возможно, отметили про себя "ну да, ничо так", но, на самом деле, если вы не видели его живьём, то вы не видели его вообще. Северное Сияние - это, как секс, - пока не попробуешь, то сколько не слушай рассказов, так и не поймёшь как оно, на самом - то деле. Вот можете представить сеье самую красивую и желанную вами вещь? Ну, например, там Монику Белуччи или Мазерати Куаттропорте, или что там у вас ещё в свит дримсах и теперь поместите это на небо, сделайте огромным и заставьте сиять. Захватывает дух? Если нет, то вам нужно усерднее тренировать фантазию потому, что от Северного Сияния дух захватывает всегда.

Ну да и ладно, давайте вернёмся к Деду Морозу, пока он не замёрз в сугробе и к Снегурочке, пока у него никотин с конца не покапал. А, не, пусть ещё полежит - вы же наверняка не понимаете, почему я про Снегурочку пишу в мужском роде, так вам сейчас объясню.

Старший мичман Василич был у нас штатным экипажным Дедом Морозом, - уж больно колоритным был, гад. И добрым, не смотря на свой суровый внешний вид лешего из самого глухого в мире леса. В Снегурочки ему подбирали, обычно, чью-то жену, похудее и помоложе, ну чтоб она на внучку была похожа, а не на жену его. Аутентичность и традиции, ну вы меня понимаете. А в этом году, как назло, все худенькие и молодые жёны заболели, ужасно занялись чем-то, или просто отказались, а, на самом деле, наслушавшись историй от прошлогодней Снегурочки, подумали "Да на фиг оно мне надо! Обойдутся дети и без внучки!"

- Вызывали, тащ командир? - хмуро пробасил Василич, заскочив в центральный. Несмотря на невысокий рост, плечи Василича были как раз размером с переборочный люк, но, как и любому старому подводнику, это не мешало ему проскакивать в люки, как пуле в стволе автомата Калашникова.
- Вызывал, Василич! Дело к тебе есть. Важное.
- Не, тащ командир, тока не Дед Мороз опять, пожалуйста! Ну скока можно уже же? - начал бубнить Василич, нахмурив брови (как показалось бы вам, если бы вы в этот момент на него смотрели, а, на самом деле, они у него всегда были как бы нахмуренные).
- Василич, вот знаешь, с тобой хорошо говно есть, - вступил старпом.
- Это почему это?
- А ты всегда вперёд забегаешь!
- Ну ладно, а что тогда?
- Надо, Василич, детей с Новым годом поздравить и подарки им разнести. Такое дело, понимаешь, Новый год на носу! - и командир обнял Василича за плечи.
- Ну так, а при чём тут говно тогда, я ж про это и сказал!
- Про это, не про это, а впереди командира нечего бежать без команды, - отрезал старпом, - чисто технически, дело это, конечно, добровольное, но сам понимаешь, вариантов ответа, кроме "рад стараться" у тебя нет. Рад стараться с тремя восклицательными знаками, кстати! Непременно.
- Да я детей-то не против поздравить, но сколько можно уже без семьи Новый год встречать! Они встречают, а я вечно пьяный сплю уже к двенадцати!
- А ты не пей, Василич! - удивился даже сам командир, по-моему, когда это говорил.
- Да как не пить-то? Они же начинают, ну Василич, ну за Новый год, ну Василич, ну что ты меня не уважаешь, ну Василич, ну за детишек, чтоб здоровенькими росли, ну Василич, ну у меня жена беременная, ну давай, на удачу....
- Так! Стоп дуть! Я на построении всем настрого прикажу, чтоб тебя не поили!
- Ага. Пальцем ещё погрозить не забудьте, при этом!
- А Снегурочкой-то найдёте мне хоть?
- Да есть у меня одна идея, - заулыбался старпом.

И тут в центральный спустился наш комсомолец Олег с белыми, пушистыми от мороза ресницами и начал растирать с них лёд пальцами приговаривая "ну и морозяка, сто колов мне в жопу!"

- Вооот она, - ещё больше заулыбался старпом.
- Кто она? - не понял командир.
- Идея моя!
- Слушай, Серёга, а точно же! Из него на Полюсе русалка-то о-го-го получилась! Круче чем в мультике даже!

Ну и, естественно, решили подготовиться к этому делу со всей возможной основательностью. Потому, что что главное на флоте? Правильно, - под-го-тов-ка! Принесли на пароход тушь, румяна, губную помаду, бюстгалтер вот такенного размера, мешок ваты, ну и костюм Снегурочки, заодно.

Не, не то, чтобы Олег был похож на девушку: он был худой, стройный, у него на лице не росли волосы и имелись в наличии пушистые ресницы вокруг синих глаз. То есть мы подумали, что если приделаем ему сиськи побольше, накрасим ресницы, губы и нарумяним щёки, то вполне сойдёт, чтобы стоять и улыбаться. А ещё, что, конечно, явилось решающим фактором, Олег был замполитом, хоть и маленьким и, поэтому, ну кто, если не он?

Задача по накрашиванию губ и ресниц оказалась намного сложнее, чем мы предполагали вначале, проще всего было с сиськами.

- Эдуард, пихай ему вату в лифчик! - приказал старпом.
- До какого размера?
- До воооот такого, примерно, - и старпом показал, как он несёт два арбуза.

Потом они достали кисточку для туши, посмотрели на неё внимательно со всех сторон, понюхали, повертели и старпом решил, что ресницы должен рисовать штурман, он же тушью рисовать обучен, правда не той тушью и на картах, а не на ресницах, но это показалось несущественным.

- Как ты кисточку держишь, криворукий? Надо же, чтоб палочка была перпендикулярна ресницам, тогда щетинки будут параллельны и всё пойдёт!

Все посмотрели на старпома.

- А откуда вы это знаете?
- Я женат, хватит умничать, - рисуй!

Олег со штурманом убежали в штурманскую рубку потому, что на Красной площади сексом не заняться. Вернулись минут через сорок с ресницами и губами.

- Да, - критически оглядев полуснегурочку промычал старпом, - Эдуард, нужно больше ваты! Размера до шестого! Штурман, а ты ему румяна наноси!
- Э! - возмутился Олег, - так под них же крем какой-то надо, наверное!

Все посмотрели на Олега.
- Для чего? - спросил старпом.
- Да откуда я знаю? Может, чтобы кожу не сушило!
- На смерть не засохнешь, не ссы! Штурман, - пли!

Ну нарумянили мы его, напихали ваты до шестого размера, одели в красные сапоги и снегурочье пальто и начали критически осматривать произведение, не постесняюсь этого слова, искусства.

- Так, Эдуард, почему баба на корабле? - в центральный зашёл командир.
- Не могу знать, тащ командир, старпом приволок откуда-то!
- Ну как вам, тащ командир? - уточнил старпом, - Как грим и вообще?
- Да с такими сиськами кто ему вообще на лицо смотреть будет? Ты главное это, рот не открывай, только улыбайся и глупо хихикай. Будешь немой Снегурочкой.
- И полоумной? - уточнил Олег.
- Зато сисястой! - подбодрил его штурман.

Как и обещал, командир построил накануне 31 декабря экипаж и строго-настрого запретил наливать Деду Морозу. Потому что! Но, как оказалось, традиции наливать Деду Морозу не побоялись даже командирского наказа и вот так и оказался Василич, в смысле Дед Мороз, в сугробе и алкогольной интоксикации в двадцать два часа и сорок пять минут, правда, успешно поздравив всех экипажных детей с наступающим.

- Василич! - ласково потрогал Деда Мороза носком красного сапога Снегурочка, - только не отрубись, родненький!
- Какой я те Василич? - пробурчал из комы Василич, - я - Дет Ма-рос!

Олег быстро выбросил окурок в сугроб потому, что к ним подбежал какой-то мальчик. Его мама, одетая в дорогую песцовую шубу, предположительно, такую же шапку и высокие чёрные сапоги, встретила свою подругу и, заболтавшись, упустила из виду своего отпрыска.

- Здравствуй, Дедушка Мороз, борода из ваты! Гыгыгы! - радостно поприветствовал Деда Мороза мальчик.

Василич был в образе и, победив интоксикацию, сел.
- Чего тебе, мальчик? - спросил Василич.
- Подарок! Подарок! Хочу подарок!
- А где у тебя папа служит, мальчик!
- В штабе флотилии! Он - главный воспитатель!
- Мальчик, я Дед Мороз восемнадцатой дивизии, сбегай, поищи своего, а?
- Нет! Подарок! Хочу подарок!

Василич вздохнул от чувства ответственности, и полез в карманы. Из одного он достал кружочек колбасы и кусочек огурца в крошках табака, со словами "о, закуска", засунул это себе в рот и полез в другой, в котором нашёл большой чупа-чупс, тоже весь в табаке. Аккуратно стряхнув табак, Василич помахал чупа-чупсом перед мальчиком и предложил:
- Вот, у меня есть волшебная конфета. Расскажешь мне стишок или споёшь песенку и она твоя на веки вечные.
- Нееет! Я не хочу рассказывать стишок! Я так хочу! У меня папа - самый главный! Он всех вас накажет!

Василич удивлённо посмотрел на Олега, Олег махнул рукой и достал очередную сигарету.
- Слышишь, мальчик, а пошёл-ка ты на хуй! - закончил борьбу с интоксикацией Василич и рухнул обратно в свой уютный сугроб.

Мальчик с рёвом убежал к маме, та, выслушав его и вытерев сопли, погрозила курящему Снегурочке кулаком и ускакала с площади. Олег попробовал потащить Василича за ноги, потом за плечи, потом применил метод перекатывания, но понял, что любыми из этих методов домой они попадут не раньше второго января. Но новогодняя ночь же, - чудеса и всё такое! В данном случае, чудом оказалась женщина, которая везла на саночках мальчика примерно в ту же сторону.

- Женщина! - пробасил Снегурочка, - а вы не на Колышкина, случайно?
- На Колышкина.
- Извините, а нельзя ли воспользоваться вашим транспортным средством, чтоб Дедушку Мороза подвезти? А то олени устали, Дедушка устал, я устал, то есть устала, а так домой хочется, что просто сил уже никаких нет!
- Конечно, - засмеялась женщина, - Ваня, поможем Деду Морозу?
- Да! - закричал Ваня соскакивая с санок.
- А сколько тебе лет, Ваня? - завязал беседу Снегурочка с мальчиком, пока они с мамой грузили Деда Мороза в санки.
- Восемь!
- Большой уже мальчик! А откуда вы едете, в гостях были?
- Да нет, мы с мамой на горке катались, ну той, что на Мира! Вот сейчас к папе заедем и домой.
- Молодцы какие! А папа ваш где, на вахте сегодня?
- А папа наш погиб на Комсомольце, - вздохнула женщина, - много лет уже на вахте. Вот мы к памятнику и ходим.

Олег растерянно захлопал красивыми густыми ресницами с комками неумело налепленной туши.
- Снегурочка, - попросил Дед Мороз, - а дай-ка мне закурить.

Потом Олег с женщиной тащили санки с Дедом Морозом на улицу Колышкина, а мальчик радостно бежал рядом. Дед Мороз лежал, откинувшись на спинку, глубоко затягивался сигаретой, смотрел в такое красивое, загадочное и манящее звёздное небо и плакал.

- Снегурочка, - позвал он Олега хорошо поставленным баритоном, когда они доехали до нужного подъезда, - наклонись-ка ко мне, на ушко чо скажу.

Потом встал, опираясь на посох и попросил у женщины:
- Вы подождите пару минут, пожалуйста, внученька сейчас быстро вернётся.

Олег сбегал к Василичу домой и вынес оттуда большой пакет.
- Вот, - сказал Дед Мороз, доставая из пакета большую красную машину на радиоуправлении и мешок с конфетами, - с Новым годом тебя, Ванечка! Расти большим, умным, здоровым и обязательно слушайся маму!

- Ой, не надо, что вы! - засмущалась женщина, - вы же нас даже не знаете!
- Как не знаю? Муж ваш брат мой и Снегурочки вот моей брат и вон тем вон пьяным личностям, что песни орут брат, мы просто лично знакомы не были. Хорошего вам Нового Года!

- Слушай, Василич, это ж ты сыну своему подарок приготовил? - спросил Олег, когда мама с мальчиком ушли.
- Нет, блядь, тебе хотел подарить, внучечька.
- Дык, а как он теперь без подарка?
- Не помрёт, завтра новый куплю. У него папка есть зато, пусть и животное пьяное в данный момент.
- Слушай, Василич, вот тут деньги у меня есть, ты возьми, и, как бы, получится вдвоём подарок сделаем.
- Слушай, Олег, да пошёл ты нахуй, а?
- ООООО!!!! Дедушка Мороооооз!!! - радостно завопила толпа соседей Василича, вываливаясь из подъезда.
- Вы тоже на хуй все пошли! Только не сразу! Сначала домой меня занесите, а потом уже идите! А завтра приходите обратно!

А после праздников на корабль прискакал замполит дивизии.
- Александр Сергеевич! - с ходу замахал он руками в центральном, - это возмутительно!
- Даже наверняка! - согласился с ним командир, - а можно подробнее?
- Наш с вами коллега, заместитель командира флотилии по воспитательной работе...
- Ваш.
- Что "ваш"?
- Коллега ваш.
- Это не меняет сути вопроса! Звонил мне и рассказывал, что какой-то пьяный Дед Мороз послал его малолетнего сына матерными словами!
- Это был я?
- Ну нет, Александр Сергеевич! Это, наверняка, был ваш мичман!
- Свидетели, может имеются?
- Ну мы же с вами не малые дети...
- И вот именно поэтому, пусть ваш коллега напишет рапорт, мы проведём служебное расследование, как положено и, если будет установлена вина моего старшего мичмана, в законном порядке и документально, то я его, непременно, накажу по всей строгости. А от себя могу добавить, но это только между нами, что я своего мичмана знаю хорошо и он матерными словами без веских на то оснований не разбрасывается. Уж больно скуп на слова.
- Так что мы так всё и спустим на тормозах?!
- Рапорт, расследование, наказание. Не знаю как у вас с коллегами, а у нас презумпция невиновности правит бал.

Но буря эта не утихла и продолжалась ещё несколько дней, дошла до командующего флотилией и мичманской крови было уже почти не избежать, как на имя командующего пришло письмо от той самой женщины с мальчиком. В письме она благодарила командующего за то, что о них не забывают, поздравляют с праздниками, дарят подарки и поддерживают, а вот даже какой-то незнакомый Дед Мороз, которого они везли с площади, подарил её сыну подарок, а её сын поплакал немножко от этого и сказал, что когда вырастет, обязательно тоже будет подводником, как его папа и у него тоже будет много братьев, она не знает, что это за Дед Мороз, но если командующий знает, кто это, то она просит его поблагодарить за душевные слова и такое доброе отношение к незнакомым людям.

Командующий, естественно, не был дураком и, сложив два и два, понял, что речь идёт об одном и том же Дед Морозе. Позвонив на корабль, он попросил командира поблагодарить от него мичмана Василича устно и объявил ему одно ненаказание, но попросил, чтоб больше тот детей никуда не посылал, несмотря на то, что они плохо воспитаны и нагло себя ведут.

А Василича так больше ни разу и не уговорили быть Дедом Морозом, как, впрочем, и Олега - Снегурочкой.

История эта необычная, почти фантастическая. Но все – правда…

Антон Петрович проживает с внуком Кузей, студентом-медиком, (в паспорте Константин Зиновьевич.) Родители паренька живут на Севере, за сына спокойны - у деда, как за каменной стеной. Антон Петрович – потомственный столяр-плотник, человек крепкого характера и немалого ума. Внук тоже хорош, грызет гранит науки молодыми мозгами, в зачетке все отлично. Очень дед им гордится.

И тут случилась напасть - накануне последнего экзамена второго курса, преподаватель- экзаменатор, подкараулив Кузю в коридоре, шепнул: «домой меня пригласи, посидим, побеседуем»… и выразительно, сладенько улыбнулся. Парень вытаращил глаза от испуга – ориентация препода была всем известна. И хотя Кузя далеко не из трусливых, а тут – драпака дал. «Ой, не сдашь экзамен…» - услышал вслед.

Пришел парень домой чернее тучи. Сидит, в одну точку глядит – вспоминает слухи, мол, «зарезал» этот доцент не одного студента. И дело даже не в его сексуальных претензиях, а в людских качествах: был человеком-шакалом. Если на кого обозлится – выживет из института, загрызет. Хоть студента, хоть коллегу. Быть его врагом – приговор себе подписать. И все ему с рук сходило, мохнатую лапу где-то высоко имеет.

И что теперь делать? Институт бросать?

Тут дед домой пришел с работы, умывается, обливается, фыркает в ванной. Антону Петровичу пошел седьмой десяток, но выглядит значительно моложе.

Работает он в ритуальных услугах – гробы делает. Заработок там хороший, потому как мастер – золотые руки. Гроб своего изготовления называет «конфеткой», не иначе. Пару лет назад смастерил и себе гроб – «никто мне такого не сделает». Притащил домой, расчистил кладовую и поставил там свою «конфетку». Странный дед.

Кроме гробов очень хорошо у Антона Петровича получается фирменный самогон. Сам гонит, сам заправку к нему делает – на травках. Кто пробовал, говорили – за уши не оторвать, так вкусно пьется, но потом вмиг вырубает человека до полного бесчувствия. Часа на три.

Так вот: – глядит дед, а на внуке лица нет. Что случилось, Кузя? – спрашивает.

Кузя молчит, как партизан. Похоже, петлю на шее уже чувствует, аж посинел.

- Говори! – дед кулаком по столу. – Убил кого, зарезал?

- Да ты что, дед, спятил? – отшатнулся внук… - это меня без ножа режут!

- Рассказывай!

А как деду скажешь? Ладно! Была - ни была… и рассказал. Сам испугался, когда глаза деда увидел. А тот вдруг встал и вышел.

Слышит внук как дед в своей комнате туда-сюда ходит, взад-вперед, - о чем-то крепко думает.

- Слышь, Кузя, …ты зови его… завтра, …часикам к пяти, - растягивая слова, медленно произнес дед, подойдя к внуку.

- Ага, чтоб ты его тюкнул здесь, на кухне? – ощетинился Кузя.

- Не горюй! Все будет в лучшем виде. Он тут и экзамен примет, и развлечется, - зло улыбнулся дед – доверься мне.

Особо выбирать было не из чего – либо пан, либо пропал. Кузя решился, послушал деда, привел препода в гости.

Антон Петрович открыл двери, пропустил незнакомца. Смотрит на него – глазам не верит – приличный мужик, в дорогом костюме. При галстуке. Растуды твою в качель!

Гость слегка смутился, но быстро освоился. Прошел на кухню, а там – в графинчике питие, в салатницах – еда, рюмочки, вилочки – все как положено. На двоих. «Извините, я тут внуку поесть приготовил – сам на работу ухожу», - говорит Антон Петрович.

- Угощай гостя, Константин, - весело так: «за встречу», и - в рюмки им наливает. Испробуйте моего, домашнего! Чокнулись, выпили. У гостя прояснение лица наступает и тихий восторг – ай да «напиточек». Вкусненько!

- Так давайте по второй, - говорит радушный хозяин, и быстренько наливает. Гость соглашается, «с удовольствием», говорит.

И как-то быстренько графинчик опустел. Дед второй приносит. Сам не пьет, обслугу изображает. А внук с гостем – уже на «ты», и вилкой в тарелку друг другу тычут. К третьему графину оба упали замертво.

Внука дед оттащил в другую комнату. Затем отправился к Коляну - соседу, тот на заводе компьютеры чинил, спец был классный . И техники всякой дома у него навалом.

- Пошли, Колян, подсобишь. С меня бутылка бимбера, – сказал дед.

- Ты че такой щедрый? Небось, работа пыльная, – балагурил Николай, закрывая двери на ключ.

- Стоп! У тебя фотоаппарат есть? Бери! – Вернулся Коля, взял. Когда пришли к деду, увидел за столом спящего чужака.

- Значится так, вопросов не задавать, делать то, что скажу, - идет? – строго спросил дед. Николай посмотрел на Антона Петровича и понял, что дело здесь нешутейное. У деда лицо было, как у солдата перед атакой.

- Идет, - решился Николай, парень не робкого десятка. Антона Петровича он уважал. - Говори, что делать.

- Ложи этого на пол, – дед брезгливо ткнул пальцем в незнакомца, - И сними с него штаны! – приказал дед.

Штаны сняли, мужчину положили на пол. Человек дрыхнул, как и положено, после «именного бимбера».

- Трусы с него стяни, - ухмыльнулся дед. – А верхнюю часть не трогать. Пиджак, галстук - все остается.

Тут Николка начал ржать. Но трусы с мужика стянул.

- Пошли, – командовал дед.

Открыл кладовую, приказал, показывая на свой собственный гроб – тянем!

Никола открыл рот от изумления. – Ты куда его... он же дышит! Живой, понимаешь,…

- Вот и добре! Тяни!

Притащили гроб, с трудом втиснули туда гостя.

– Фотографируй – приказал дед.

Ошалевший Николай спрашивает: всего фоткать или как?

- Как лежит, так и фоткай! И чтобы низ был выразительный!

Щелк-щелк… Что дальше-то делать? - тихо спрашивает Никола, и вид у него вполне растерянный.

- Ты можешь эту фотку сделать на большом листе бумаги? – спрашивает дед.

- Распечатать – две минуты…

- Бегом, шагом марш, - скомандовал дед, - Жду!

Через полчаса Никола вернулся: цветной портрет в галстуке – отдельно; там, где "выразительный низ" - отдельно. И общий вид сверху – отдельно. Хорошо получилось, доходчиво…

- Ну че, украшаем цветами покойничка? - Николай вошел во вкус, такого прикола еще видеть-слышать не приходилось.

- Не-ет, - задумчиво сказал дед, глядя на портрет, - это перебор…

Посмотрел на часы – есть еще два часа в запасе. - Пошли, хлопнем по рюмочке.

Спустя какое-то время, начали будить Кузю. Потрясли, водичкой спрыснули – проснулся.

- Бери зачетку и учебник в руки, - скомандовал дед. – И за мной – на кухню!

- Никола! – к соседу, - бери фотоаппарат, пошли.

Никола с удовольствием помчался на кухню.

Тут с зачеткой и книгами под мышкой явился Кузя. Увидя картину маслом - мертвеца в гробу - бабахнулся мимо табурета. Подняли его, усадили, дали воды попить.

- Дед! Замочил препода! Кому теперь экзамен сдавать буду? – сокрушался Кузя, зажав в кулаке зачетку.

В это время в гробу мертвец заворочался, забормотал.

- Ой, мамочки! – Кузя опять рухнул с табуретки.

- Сидеть! – приказал дед, усаживая внука в изголовье спящего. Кузя едва пришел в себя и неловко уронил на «покойника» толстый том. Студент напоминал раскаявшегося убийцу, который вот-вот заголосит над мертвецом.

– Никола, фоткай! Чтобы оба были на снимке!

Щелк-щелк…Никола ржет, - ой, уписаюсь!

Выскочил в туалет как пуля, хохочет на весь дом.

В гробу началось движение… Сначала мертвец открыл глаза и почмокал. Затем сфокусировал взгляд на окружающих. Потом – на своем портрете, что был установлен перед его очами.. Потом увидел, в чем лежит, как и где. Испустил неприличный звук, видать с большого испугу. Трезвел на глазах.

Зачетку он подписал. Сам тащил гроб на место. Затем получил трусы. Затем разок в морду. Выдали штаны. Фотографии оставили как доказательство позора. Затем дали рюмку выпить и попрощались. С той поры этого человека никто не видел в институте.

Вот такая, можно сказать, удивительная история. Слухи о ней дошли до нас быстро – Никола постарался. Да уж… Хохоту было на всю округу. А дед Антон стал местной знаменитостью.

(с)elena nenasheva

История 12. «Руководство на местах»

«Мы, коммунисты, представляем собой как бы семена, а народ – почву. Прибыв на место, мы должны слиться с народом, пустить в народе корни и цвести...» Мао Цзэдун, «О переговорах в Чунцине» 17 октября 1945, Избр. Произв. Т. IV

Не хау (кит. здравствуйте)! Рапортую. Прибыл, слился, пустил корни, и, слава Богу, цвету... несмотря на жарищу. А теперь по существу. В китайской компартии около 60 миллионов членов. Во многих китайских домах, учреждениях, транспорте висят портреты Председателя Мао. Правда, в домах интеллигенции таких не видел. Кстати, эти портреты и цитатники (даже на русском) можно купить, но не на каждом углу – надо повыбегать! Давно не переиздавались. Поэтому и просят не даром – за цитатник начинают примерно с 20 долларов. Но торг – уместен. Хотя китайские товарищи живо интересуются тем, что у нас творится, о своих «партии и правительстве» предпочитают особо не говорить. А, может, мне так показалось.
Конечно, на Первомай в Пекине демонстрация «трудящих», с лозунгами, знаменами, транспарантами, голубями... Все как положено. В городах кое-где красные транспаранты висят с дацзыбао. Как же без этого? Но никаких тебе портретов членов «ленинского пол-литрбюро», «почетных президиумов во главе с выдающим борцом за коммунизм...» и прочих глупостей нет. По ТВ часто показывают партхозактивы. Но не по всем каналам, не затягивают и не перебарщивают. Кстати, информация к размышлению – абсолютное большинство студентов ратовавших за «демократию» на пекинской площади Тянь-он-мынь – выпускники американских университетов.
За почти четыре месяца пребывания в Китае, ни разу не слышал, чтобы в университете было бы какое-нибудь партсобрание. Может, проводят в подполье? Правда, очень часто в учреждениях висят вымпелы разным победителям, почетные грамоты, переходящие знамена, стенгазеты, доски почета... Например, доски почета есть почти во всех ресторанах, а они, между прочим, частные. А что, в конце концов, плохого, кроме хорошего, если кто-нибудь в ресторане «награждался доской почета»?
Чтобы не навлекать на себя обвинения в очернительстве, обратимся к более приятным вещам. Сразу же по приезде в Китай в конце апреля я обратил внимание на то, что над входными дверями почти всех домов висят красные транспаранты с дацзыбао. Постеснялся спросить у китайских товарищей – вдруг обидятся. А сам подумал, наверное, что-нибудь к Первомаю вроде «народ и партия едины...», «да здравствует...» и т.д. И напрасно плохо подумал. Оказывается, к партии это никакого отношения не имеет. Красный – исторический национальный цвет Китая. А на транспарантах традиционные китайские лозунги к недавно отмечавшемуся китайскому Новому году и празднику весны и цветов!
Но народу, со стороны партии, видимо, особой веры все-таки нет. В любом мало-мальски приличном учреждении – милиция. В банках, на почте, в поликлинике... На каждом из входов в университетский кампус обязательно по два-три милиционера. Мне они почему-то надо и не надо честь отдают. Спрашиваю одного в 3 часа дня по-английски: «Как пройти в библиотеку?». Молча посмотрел на меня с уважением и честь отдал. Уважают ученых! Не как у нас. Кстати, на входах в университет, да и на улицах милиция документы не проверяет даже у лиц тибетской или гималайской национальности. Только у въезжающих в университет машин. И то выборочно.
В аэропортах партийно-правительственные делегации встречают детишки с цветами и флажками. Как у нас в старые «добрые» времена. Но, вообще-то, сложилось впечатление, что, в отличие от КПСС времен «конца начала расцвета застоя», нынешняя Компартия Китая народу не только не мешает, но и помогает. Правда, не везде еще у нас и есть еще, как известно, кое-где отдельные «типа как бы» недостатки.
Когда-то великий вождь корейского народа товарищ Ким-Ир-Сен, в соответствие со своими идеями чучхе, ввел моду «руководить на местах». Приедет куда-нибудь на завод или в деревню и ну руководить на месте. Учит рабочих работать, рыбаков рыбачить, крестьян крестьянить, ученых ученить… С ним, как правило, свора прихлебателей с блокнотами. Записывают каждое слово. Не дай Бог, пропустишь! Толпа продажных журналюг тоже по пятам. Народ слушает внимательно, многие тоже записывают, некоторые могут и всплакнуть. Не знаю как сейчас, а в 80-х годах подобные истории печатались в каждом номере журнала «Корея». Полистайте подшивки! Одна истории особенно запомнилась. Учил как-то товарищ Ким-Ир-Сен в одной деревне крестьян крестьянить. И уже «отзвонил и с колокольни долой» - закончил и собирался сбыть. Тут подходит к нему пожилой крестьянин и давай жаловаться на свою нелегкую судьбу: мол, сам он не местный, таньга нема, в компьютере вирусы, Интернет медленный, и, вообще, все хреново! Послушал товарищ Ким-Ир-Сен и так расчувствовался, что передумал отбывать, достал из кармана (?!) бутылку водки и распил вместе с несчастным крестьянином! Даже покурили на пару ким-ир-сенских... А уж после – сбыл. Естественно, по этому радостному поводу в деревне музей, где на почетном месте пустая бутылка из-под ким-ир-сеновской водки! А у крестьянина, как проспался, дела пошли в гору... Любимый руководитель товарищ Ким-Чен-Ир продолжил дело отца. Например, один раз, изумившись, что рыбаки в эвтрофном пруду ничего не могут поймать, закатал штаны и руками отловил здоровенного, по виду, «типа» язя. После этого у рыбаков дело пошло! По поводу каждого «руководства на месте» в журнале «Корея» публиковалась картина неизвестного художника. Правда, не знаю, как там с этим в последнее время. В истории нашей многострадальной родины, как вы помните, такое «руководство на местах» тоже практиковалось, но не до такой степени. Во всяком случае, водку с народом не распивали и папиросок не раскуривали... Сейчас, правда, в России «на местах», да и не только, не особо руководят - не до «трудящих». Да, и чему они особо могут народ научить? Воровать? Промышленность и сельское хозяйство разваливать? Рыбу рукам ловить? Так ее уже давно всю вылавливают да сдают в Японию и Норвегию.
В Китае великий кормчий «руководить на месте» тоже не брезговал. Но, ведь, методы хозяйствования совершенствуются или где? А народ все такой же неразумный. Поэтому его приходится постоянно учить, как жить или переучивать, как не жить! А как же без этого? По китайскому ТВ часто можно видеть, как крупные руководители (видимо, по очереди) одеваются попроще (кроссовки, кепочка, курточка…) и в народ. В основном в деревню. Кстати, московские «менты» руководителя, наверняка, бы в таком виде прихватили. А тут – ничего. Садится руководитель на стул прямо в поле, а народ вокруг него кружком “на палубе”, и разговоры разговаривает. Правда, маток проскальзывает, не без того. Но все веселые и смеются. Так что, видимо, руководитель не столько учит, как жить, как рассказывает анекдоты. Иногда может старушонку приобнять или ребятенка на руки взять, за ухом почесать. Народ аплодирует. Все довольны. Но прихлебателей кругом мало. Только журналюги. После шутливого разговора в поле обычно партхозактив. Святое дело! Тут посерьезней, хотя и не без мату. Президиум. У всех участников чаек роздан, а не только в президиуме, как бывало у нас. Все все записывают – чин чинарем!
Справедливости ради, надо признать, что «руководство на местах» часто приносит ощутимые плоды и в прямом и в переносном смысле. Во всяком случае, в Китае. Вот пример из жизни. Примерно в 400 км к западу от Гуангжоу есть небольшой по местным понятиям (население 600 тыс.) городок Синь-ий – центр сельскохозяйственного района. Места холмистые и удивительно красивые. Желающих иностранцев, работающих на тот момент в университете, возили туда на трехдневную экскурсию. Таких набралось человек восемь, и я в их числе. Верховодила этим делом Лиу Ючинг – проректор университета по иностранным делам. Милая женщина, лет пятидесяти, прилично говорящая по-английски. Видимо, в прошлом секретарь горкома или обкома комсомола – она всех знает, ее все знают. Она даже устроила со мной интервью на местном ТВ. Так вот, экскурсии в Синь-ий и окрестностях с утра до вечера, с перерывами на еду и сон. Тяжеловато. Утром в гостинице Ючинг говорит:
- Сергей, понимаю, что вы устали, но сегодня нам бы надо съездить посмотреть важный памятник!
Отвечаю:
- Ючинг, об чем спич! Надо, так надо. Памятник – святое дело! Нам шахидам собраться – только подпоясаться. Поехали!
Приезжаем в холмистую сельскую местность. Красота, тенистые сады до горизонта. Прохладно, слава Богу! Деревья похожи на сливы. На холме огромный монумент, внутри музей, а рядом такое же «сливовое» дерево в ограде и памятная доска. Что написано – пока не ясно. А история такая. Много лет назад здесь росло, не пойми что. Вроде бы, груши. Приезжает товарищ Ху Цзинь-тао поруководить на месте - поучить крестьян крестянить. С ним свора журналюг. Садится на стул на холме, скликает локальных пейзан, после чего происходит примерно такой разговор:
- Не хау, «крестьяны», как живете, что делаете, чем промышляете, “понимашь”?
- Да, так, в основном, груши околачиваем... дорогой товарищ Ху Цзиньтао – мнутся «крестьяны».
- Ну, вот что, «крестьяны», хватит груши околачивать, давайте-ка лучше личи сажать! А не то, сажают, как известно, не только кукурузу!
- Ну, это понятно, дорогой товарищ Ху Цзиньтао, кого как сажают. На то мы и «крестьяны»! А что такое за личи?
- А личи, «крестьяны», это такие тропические деревья, похожие на сливы. И плоды, тоже напоминают сливы, но вкус... специфисский, во рту тают! Только кожуру не ешьте! С одного дерева можно собрать килограмм 200, а потом продать по 5 юаней за кило. Правда, в крупном супермаркете – только по 3 юаня. А еще из личи получается очень вкусный мед по 15 юаней за кило!
- Так у нас и личей отродясь не водилось, не говоря о юанях, дорогой товарищ Ху Цзиньтао!
- А я вам, «крестьяны», юаней, понятное дело, не дам, а личи привез одну на разживу. И даже сейчас лично посажу!
- А если вдруг личи не вырастет, дорогой товарищ Ху Цзиньтао?
- А вы, «крестьяны», попытайтесь. Попытка, ведь, не пытка, не так ли? Ну, хватить болтать, “понимашь”. За работу, се се!
С этими словами товарищ Ху Цзиньтао лично посадил и полил личи, а затем и сбыл, о чем свидетельствуют многочисленные фотографии и памятная доска. Водку, вроде, не пили. Естественно, дерево было обнесено оградкой, а рядом с личи вырос монумент и музей товарища Ху Цзиньтао. Делать нечего. «Крестьяны» прослезились, перекрестились, прекратили околачивать груши и отправились сажать личи. Похоже, обошлось без пытки. Поскольку сейчас этот район – самый «личиносный» район Китая! А личи, действительно, очень вкусные. Только кожуру не ешьте! Се се...

Вполне возможно, что похожее здесь уже было. Эти хохмы часто
рассказывают студентам на занятиях по криминалистике.
А мой отец услышал их в Калининградской школе милиции.
Приезжает значит, опергруппа на место преступления. Смотрят, а кругом
сплошь все табаком засыпано. Преступник шибко смекалистый попался. В
кино наверное увидел, что это со следа собак сбивает, вот и постарался.
Причем табака не жалел. Густо насыпал. Но что самое главное, не только
сцену преступления, но и пути отхода. Шел и сыпал за собой. Следы
заметал. До самого дома. Так вот по табачной дорожке к нему и пришли.
А другой злоумышленник, уходя с места преступления, упал лицом в грязь.
Причем в буквальном смысле. Прям так вот мордасами в грязюку и
приложился. Все что осталось потом сделать криминалистам - залить эту
маску гипсом и портрет, а точнее бюст подозреваемого готов.
А когда в конце семидесятых отец сам стал работать участковым в
маленьком поселке в пригороде облцентра, истории случались не такие
курьезные. И уж тем более не было никаких запутанных сюжетов а-ля Агата
Кристи. Все было гораздо тривиальнее. Никто не собирал подозреваемых в
одной комнате с тем чтобы коротенько обрисовать картину преступления и
назвать имя преступника. Злодеев очень часто брали по принципу ”больше
не кому”. Обыкновенный деревенский детектив. Хотя убивали и воровали
тогда ничуть не меньше чем теперь. Мотивы только другими были и размеры
украденного. А вот дежурной части в милиции не было, поэтому звонили
прямо домой. Чуть ли не каждую ночь всех нас звонками будили…
А красть тогда особо нечего было. Поэтому преступления были довольно
незатейливыми: у того из сарая мешок картошки пропал, у этого коза или
курица. Но бывало конечно и посерьезнее. Петров или как его называли
“шухарной” день без смертных случаев редко обходился. Шухарил-то ведь
каждый по-разному. Кто-то дрожжей несколько пачек в деревянный туалет
возле барака накидает и дерьмо лезет через крышу, а кто-то и из
поджигного всю ночь жарил.
Или просто сосед соседу по балде топором звезданет, за то что тот
неправильно самогонку разлил на вечеринке по случаю субботы. А уж
изнасилований и грабежей… Как в Бразилии Пэдров.
А милиция состояла из трех человек. Два участковых и сержант, в
должности “милиционер”. В распоряжении этих сыщиков был старый
раздолбанный мотоцикл с “коляской” и уставшая от жизни, понурая кляча с
местного конного двора.
Ну а преступления раскрывали приблизительно так.

Вот угнали у мужика из гаража мотоцикл.
Надо бы конечно сразу на место преступления выехать. Отпечатки пальцев,
следы, то, се… Для всего этого существовал так называемый следственный
чемоданчик, в котором колонковая кисточка, порошок, фонарик, даже
стеклорез и прочие причиндалы криминалиста. Но ближайший следственный
чемоданчик находился в райцентре. Причем внутри этого чемоданчика давно
уже кроме паутины ничего не было…
Поэтому терять время на осмотр вскрытого гаража не стали. Решили начать
с другого.
- Тэк-с, если они с мотоциклом этим в поселке покажутся, то засыпятся
сразу, да и в гараже своем держать такую улику…Они его конечно на части
разобрали, колеса у одного, мотор у другого. Так и будут пропивать по
частям…Кто у нас там освободился-то недавно? Ага, Вася Пупкин. А сидел
за что? Тоже за кражу. А где он живет? Так, пройдемся-ка к его дому!
Идут, смотрят, а во дворе мать подозреваемого выстиранные штаны
развешивает. Причем только штаны и больше ничего другого. То есть
никакой большой стирки не было, а постирать пришлось просто по каким-то
обстоятельствам. А в ночь преступления как раз дождь хлестал и грязища
была по колено. В общем, дело почти завершено. Остался пустяк - найти у
подозреваемого улики. Но ни один прокурор не даст санкцию на обыск на
том лишь только основании, что подозреваемый недавно “откинулся”, а его
мама выстирала грязные штаны.
Но отступать некуда, заходят в дом и с порога без всяких предисловий
заявляют злодею в лоб:
- Ну что, орел, говори куда колеса спрятал!
Но орел оказался калачом тертым и так вот просто схлопотать себе срок
совсем не собирался.
- Какие колеса?
- Деревянные! - это была любимая присказка папашиного коллеги, когда
урки задавали ему такие вопросы. - Кто вчера гараж подломил и мотоцикл
увел?! Папа Римский?!
- Не бери на понт, начальник! Не брал я твои колеса, а санкция есть -
ищи!
Стало ясно, что с этим типом такой номер не проканает. Лобовым ударом
взять неприятеля не получится. Противник занял глухую оборону, все
отрицает и ни в чем признаваться не собирается. Кроме того, после
нескольких отсидок он стал еще и юридически подкованным.
Тогда решено было заходить с флангов.
- Так, мать, говори куда сын колеса дел! А то ведь посадим его снова в
тюрягу будешь опять тут одна горе мыкать!
Мать в слезы:
- Ой, сынок, отдай ты им колеса, ведь посодют снова, как я тут одна
буду-у!
- От, дура, блядь! - рявкает сынок и лезет на антресоли за колесами…

Вот так в течение часа без дактилоскопии и прочей криминалистики
раскрывались преступления. Хотя на место преступления старались все-таки
выезжать. Иногда это приносило сюрпризы.
И что интересно, вот в этом захолустье с никакой технической
оснащенностью, милиция вела агентурную работу. С агентами встречались на
явках, получали от них информацию, давали новые задания. В камеру к
подозреваемым сажали подсадных, причем часто целых двух, чтобы избежать
двурушничества, как это тогда называли. Второй следил, чтобы первый не
стал “двойным агентом”.
Большинство преступлений раскрывали при помощи агентов-осведомителей.
Причем приемы работы с агентурой были очень часто весьма остроумными.
Еще на пару историй хватит. Если понравилось, напишу еще.

Со слов друга.
Поступал он лет так десять назад на какой-то весьма престижный
факультет. По стечению обстоятельств, туда жа же решил "поступить"
своего сынка какой-то весьма круто стоящий начальник. Его паренек был
неглуп, имел незаурядное чувство юмора, только вот беда - учиться не
хотел ни в какую. Видимо, здраво рассудил, что умереть с голоду
небедные родители своему единственному дитяте не позволят, а сидеть
за партой на нудных лекциях - для фраеров, ведь есть занятия и
поинтереснее. Но так как папа форменным образом озверел, пообещав в
случае отказа лишить ежедневных портретов Франклина "на погулять" и
забрать ключи от подаренной на окончание школы машины, Саша (назовем
его так) решил схитрить. Ведь даже "заряженный" нужным образом препод
не решится поставить "отл." абитуриенту, который с обезоруживающей
улыбкой разводит руками и говорит, что ну ничегошеньки рассказать не
может. А там уж: "Извини, пап, я попробывал, да не судьба, видимо".
Но он не был бы собой, если бы на прощанье, перед последним экзаменом не
отмочил какой-нибудь фокус. И что этот балбес придумал?
В сексшопе нашел самый громадный искусственный член, причем в
"полуэрегированном состоянии" (Кстати, такие продаются?! И кому они
нужны..?). Дома, закрепив эту хрень на поясе, привесил под брюками к
левой ноге. Идти было неудобно, но еффект того стоил: в сортире, где
абитура нервно курит и отливает перед четырехчасовым экзаменом
пристроился к писсуару. С кряхтением и фразами типа "Бля, ну где же ты
там?" начал копаться в расстегнутой ширинке. очень быстро привлек
внимание куривших, которые стали со смехом его подбадривать: "Пацан, ты
поищи, поищи, он где-то все-таки должен быть!". Наконец изделие
телесного цвета и внешне неотличимое, было извлечено...
Немая сцена... Кто-то поперхнулся окурком, у кого-то в писсуар упал
экзаменационный лист. Саша, имитируя страдания перебравшего пива
больного простатитом дедушки, несколько минут стоял, кряхтел, напрягал
живот. Потом со словами: "Бля, парни, ну что вы пялитесь, я не могу
ссать, когда смотрят!" спрятал 30-сантиметровый болт обратно в брюки, и
с гордым видом вышел. Кроме него, никто не тронулся с места еще долго...
Прошли годы... Друг мой выучился, закончил аспирантуру, преподает в том
же ВУЗе. И недавно, празднуя какой-то корпоратив на кафедре, узнал от
своей лаборантки, что "вот, дескать, поступал к нам когда-то один
парень, так у него член был, как у коня, сантиметров 50! Он у него из
штанины выглядывал, ходить мешал! Жаль, не поступил, он у нас звездой
факультета заочно стал, легендой, которую пятикурсницы первокурсницам
рассказывают! И куда только та Книга рекордов Гиннеса смотрит?!"
А вы говорите: размер значения не имеет, женщине нужны чувства... Да,
нужны, но... Но потом! ;)

Помнится, в детстве никогда не задумывался, кто по какой линии мне родственник. Да и сейчас, когда вроде все поспрашал, путаюсь. Я ведь вживую своих прадедов, их братьев и прочих предков, благодаря кому сейчас у меня родственные связи, в глаза не видел. Ну родственник и родственник. Достаточно того, что я знаю человека с детства. Троюродные или четвеюродные то ли братья, то ли дяди, не поймешь. Родители назвали их родственниками, принимают дома и сами к ним ходят. Они просто свои по определению. А для меня просто старые друзья.
Вот из таких вот родственников были две мои сестрички. Они были старше меня, но не настолько, чтоб считать их другим поколением. И как обычно с детьми бывает, я к ним тянулся, как к более опытным. Ну а после просто относился как к родным. Жили они одной семьей с двумя пожилыми «тетями» (как я их называл). У меня не вызывала никакого смущения такая странная семья: две девочки и вместо мамы и папы две тетки. Кто они друг другу – даже не задумывался. Детское сознание воспринимает все как должное.
Но однажды, после случайного разговора с мамой, пришлось об этом задуматься. Что-то я спросил на счет их будущего замужества и как водится – детей, моих племянников. Мама махнула рукой: «Даже не думай об этом. На них проклятие». Помнится, тогда очень удивился. При Советском-то Союзе такие суеверия. Этакая вера, как во что-то незыблемое. И как какое-то проклятие может обойти природу? И уже сейчас, когда они достаточно немолодые дамы, и худшие предрекания сбылись, пришлось копать и выведывать у родственников, о каком проклятии речь. Заодно узнал, по какой линии они мне родственники.
Ну… всю правду нарыть невозможно. Сами очевидцы и участники событий вряд ли склонны говорить все. Да и правда – дело такое, у каждого она своя. Посему, не гарантирую точность. А дело было так. Был у моего дедушки брат. То ли двоюродный, то ли родной, не помню. И было у него четверо детей. Три девочки и один мальчик. Кстати, говоря о двух тетках, с которыми мои сестрички жили, совсем про дядьку забыл. Но его всерьез воспринимать было трудно. Все время по тюрьмам, а в остальное время на шее у своих сестер. Так вот, мальчик – это тот самый дядька сиделец, а две тетки – две дочки из трех. А вот третью дочку я никогда не видел. Про нее как раз история, ибо она мать моих сестричек.
Подробностей не знаю, и привирать для красоты не хочется. Посему коротко. Влюбилась она в свое время в парня, приезжего из села. Отец был категорически против, негоже городской девушке строить планы с деревенским парнем, у которого в городе ни кола, ни двора. Она отца не послушала и сбежала с любимым к нему в деревню. Родила ему двух девочек. Однако, рай в шалаше не получился. Он с ней не зарегистрирован. В то время гражданские браки были не в ходу и считались скорее развратом. Стал гулять налево и направо. Денег в дом приносил через раз. Отец ее за свою уже не признавал. Считал позором семьи. И вроде как получилось, что и в родном доме не родная, да и с отцом своих детей особой теплоты нет. Стала она просить помощи у сестер. Одна из них приехала к ней. По ее версии, якобы забрать ее в родительский дом. Но я не особо верю, ибо отец бы ее не принял, да и дальнейшие события как-то не вяжутся с этой версией. О чем именно две сестры говорили – никто не знает. Но итог был такой. Страдалица облила себя керосином, произнесла проклятие в сторону своего отца «В твоем роду больше не будет детей» и поднесла к себе зажженную спичку.
Девочек забрали в родительский дом. Сестры их воспитывали. Первое время портрет матери висел в комнате детей, а когда они стали задавать вопросы «кто эта тетя?», пришлось его убрать. Подробности беседы двух сестер так никто и не узнал. А про проклятие знали все, ибо слухи сами собой расходятся. Сестры так ни разу замуж не вышли, и детей у них соответственно не было. Дядька (их брат) из тюрем не вылезал и тоже детей не имел. А про девочек тихо шептали «как жаль, такие красивые девушки». Сами они замуж не вышли. Были гражданские браки (сейчас уже это не считается криминалом), но детей Бог не дал.
Ну а проклятие… Его ведь можно и обмануть. Взяли девочку из детдома. Растили. Выросла красавица. В институт поступила. В позапрошлом году свадьбу ей играли. Все как у людей. Жизнь продолжается.

Главный герой этой истории, к сожалению, уже не сможет рассказать её сам. Но она слишком хороша, чтобы предать её забвению, поэтому я возьму на себя смелость и поведаю вам о том, что произошло с Егором Ивановичем, слесарем шестого разряда на заводе «Контактор», в далёком 1974 году.

В городе Ульяновске и сейчас полно частных домов. По сей день островки кирпичных или деревянных, одно-, двух-, а то и трёхэтажных строений можно встретить в любом районе города. Что уж говорить про те времена, о которых мой рассказ, тогда частные дома в Ульяновске были повсеместно. В одном из таких домиков и проживали Егор Иванович и его супруга Анна Павловна. Егор Иванович, как я уже упомянул, был слесарем и трудился на заводе «Контактор».

Анна Павловна работала на Ульяновском автомобильном заводе. Эта история началась летом семьдесят четвёртого года. В субботу, после короткого рабочего дня (по субботам «Контактор» работал до 14.00), домой к Егору Ивановичу пришёл его коллега по работе Иван Петрович. Иван Петрович пришёл не с пустыми руками.

Он принёс две бутылки водки «Пшеничная». «Пшеничная» пошла хорошо. Приятели сидели в саду, пили белую, закусывали малосольными огурчиками, вели неспешную беседу. Вечер был тёплым, а потому, когда застолье подошло к концу, Егор Иванович не пошёл спать в дом, а лёг прямо в саду, на лавке, возле забора, подложив под голову куртку.

Проснулся Егор Иванович ранним утром от холода. Он потянулся и понял, что скатился с лавки и лежит на земле лицом к забору. Первое, что он увидел, открыв глаза, была бутылка водки. Егор Иванович прекрасно понимал, что это невозможно; бутылка пшеничной водки, принесённая Иваном Петровичем, опустела еще вчера вечером.

Егор Иванович пригляделся: бутылка была полной и имела зелёную этикетку «Столичная». Егор Иванович пригляделся ещё получше, даже немного подвинувшись вперёд. За первой бутылкой, о чудо, обнаружилась ещё одна. Егор Иванович встал, встряхнул головой, осмотрелся. Он стоял в своём дворе, перед забором. Вот лавочка, вот столик, на нём тарелка с огурцами. Егор съел три огурца и задумался: «Откуда же водка?».

Ответ пришёл в голову Егора Ивановича довольно быстро. Дело в том, что рядом с его домом располагался магазин. Вход в него был со стороны улицы, а вот противоположная стена магазина как раз и примыкала к участку Егора Ивановича и с виду казалась частью забора. «Вот оно что!» — осознал Егор Иванович.

В примыкавшей к его огороду части магазина находился склад. Одна доска в самом низу сгнила и отвалилась, через образовавшуюся дыру Егор Иванович, проснувшийся на земле, и увидел бутылки. Он внимательно осмотрел стену-забор и сразу же обнаружил искомое отверстие. Не раздумывая, Егор Иванович запустил в дыру руку. Рука сомкнулась на чём-то твёрдом, округлом, приятно холодном. Егор вынул руку и в первое мгновение всё-таки не поверил в то, что видит.

Его рука сжимала бутылку водки «Столичная». Он почти потерял связь с рукой. Эта добрая рука жила своей жизнью и предлагала Егору бутылку водки. Другая рука Егора без раздумий приняла подарок и положила его за пазуху. Егор приладил отвалившийся кусок доски на место и пошёл в дом. Вечером к нему пришёл Иван Петрович. «Столичную» благополучно распили, а пустую тару выбросили в сад, под вишню.

Каждую субботу Егор Иванович, всё глубже запуская руку в дыру, доставал оттуда новую бутылку «Столичной» водки. Иван Петрович не задавал вопросов. Целый месяц дыра в заборе наполняла субботние вечера приятелей задушевными беседами и звоном гранёных стаканов. В преддверии одного из таких вечеров Егор Иванович, как обычно, подошёл к забору. Осмотрелся, не подглядывает ли кто, лёг на землю, запустил руку в дыру и не нащупал ничего.

Егор Иванович не сдавался. Он расковырял дыру ножиком. Это позволило засунуть руку глубже. Рука ухватилась за что-то холодное и округлое. По форме бутылки Егор понял, что это не «Столичная». Он вытащил руку из дыры и вскрикнул от радости. В руке был дорогой, дефицитный, пятизвёздочный армянский коньяк. Егор Иванович сразу же организовал стол. Пришёл и Иван Петрович.

В очередную субботу ровно в 14.00 в пятом цехе завода «Контактор» прозвенел цеховой звонок. Рабочий день закончился. Егор Иванович сложил свои инструменты, переоделся, вышел через проходную, сел в трамвай. Войдя к себе во двор, он, как всегда, запустил руку в дыру. Ничего! Егор Иванович пошарил рукой. Только раз пальцы коснулись чего-то холодного и твёрдого, но ухватить это что-то не удалось. Ситуация требовала решительных и продуманных действий.

Егор отделил несколько старых, но крепких ещё досок от соседнего забора и сколотил из них прямоугольник примерно шестьдесят на восемьдесят сантиметров. В воскресенье Егор Иванович проснулся пораньше, взял из сарая пилу, выпилил в стене склада прямоугольное отверстие нужных размеров, осмотрелся, убедился, что никто не подглядывает, и вполз через отверстие в магазин. Глаза Егора Ивановича быстро привыкли к полумраку, и он увидел, что находится в той части магазина, где хранится алкоголь. Чего здесь только не было.

На стеллажах и в ящиках на полу стояли бутылки столичной водки, дефицитного коньяка, дорогих вин. Киндзмараули! Егор Иванович сразу же взял одну бутылку со стеллажа и осторожно пошёл дальше. Спиртное на стеллажах сменилось консервами. В карман Егора Ивановича легла баночка рижских шпрот. Началась бакалея, здесь Егор Иванович разжился пачкой сигарет «Ту-134». Он шёл медленно, ногой прощупывая пол впереди, где-то затарахтел холодильник.

Набитый колбасами, четырёхдверный монстр позволил открыть одну из своих дверей, зажёг в своём чреве лампочку и поделился с отважным сталкером палкой «любительской» колбасы. Это, дорогие мои читатели, была не та колбаса, которую вы знаете, это была «любительская» колбаса, изготовленная по ГОСТу из настоящего мяса. В наше время с этой «любительской» колбасой может сравниться разве что её тёзка из Беларуси.

Сигареты и шпроты, как и вино, Егор Иванович взял со стеллажей из дальних рядов, чтобы не было заметно. Наш герой ретировался со склада, не оставив никаких следов своего пребывания. Пропажу могла выявить только ревизия. Прежде чем вылезать наружу, он выглянул из дыры, убедился, что двор пуст. Егор Иванович закрыл вход в магазин заготовленным ранее прямоугольником, расправил примятые сорняки и понёс добычу в дом. В течение целого года из дыры в заборе, как из рога изобилия, на стол Егора Ивановича лилось вино, выкатывались банки шпрот и палки колбасы.

Можно долго описывать, какие редкие вина, коньяки и дефицитные закуски появлялись на столе Егора Ивановича. И ещё дольше можно перечислять всех родственников, друзей и знакомых, которые приходили к Егору Ивановичу в гости, пили и ели. Но ни один пир не может длиться вечно. Жена Егора Ивановича не принимала участия в попойках.

Тем не менее, однажды она поссорилась с одной из своих подруг, и та из зависти заявила в милицию о том, что на столе у мужа Анны Павловны появляется слишком много дефицитных продуктов. За дело взялось ОБХСС. Сотрудники этой организации обыскали участок Егора Ивановича и обнаружили тайный вход в магазин и множество пустых бутылок под вишнями. Всё было ясно. Но Егор Иванович твердил одно: «Ничего не знаю. Ничего не брал. Бутылки мне через забор накидали, я их бросил под вишню».

Милиционеры пошли в магазин, но там их ждало разочарование. Бухгалтер сказала, что никаких пропаж в магазине не было. По документам тоже всё было в порядке. Дело разваливалось. Конечно, милиционеры догадались, что бухгалтер сама приворовывает, но доказательств этому не было.

Бухгалтер знала, что кроме неё ворует кто-то ещё, и думала, что это грузчики, ведь пропадали в основном алкоголь и сигареты. Расследование было прекращено за отсутствием состава преступления. Старую деревянную стену в магазине заменили кирпичной, а Егор Иванович и Иван Петрович ещё долго, распивая в саду «Пшеничную» водку, поминали добрым словом весёлый и хлебосольный 1974 год.

Дедушка Игнат – самый обыкновенный ворчливый деревенский старый хрыч, не
таящий в себе ни большого ума, ни большого сердца, ни вообще чего-либо
существенного... Но был в его жизни МИГ (не самолет!), который прославил
его далеко за пределами родного Ковеля (что на Волыни – Западная
Украина)...

Началось с того, что дедушка Игнат пошел со своею бабушкой (и кучей
других баб) по землянику. В окрестных лесах ее собирали не иначе, как
ведрами – ее было не просто много, но еще и собирать ее было очень легко
из-за оставленных войной воронок и окопов – на их склонах ягоды были
прекрасно видны...
Дедушка добросовестно наполнял свое ведро, пока, через какое-то время,
ему не приспичило по большой нужде. В условиях наличия вокруг большого
числа баб, дедушка решил проблему уединения, прыгнув в воронку. Там он
занял позу лесной задумчивости, а, дабы совместить приятное с приятным,
достал папироску и зажигалку...
В этот момент его внимание привлекло движение на дне воронки. Дедушка
посмотрел вниз и похолодел: прямо под ним лежала свернутая в спираль
гадюка. Змея подняла голову и, глядя на непрошенного гостя, выбирала
момент для атаки...
Ситуация действительно была страшной – бежать дедушка Игнат не мог (поза
не удобная, штаны спущены, а любое движение – и укус в обнаженную
промежность гарантирован). Что делать? В руках – папироска и... Зажигалка!
Дедушка Игнат немедленно приступил к реализации возникшего плана.
Он стал очень осторожно опускать руку с зажигалкой как можно ближе к
змее, попутно, большим пальцем, откручивая регулятор пламени на
максимум... Змея напряглась, втянув голову... Медлить было нельзя, и дедушка
нажал на кнопку. Длинный язык пламени устремился к змеиной морде, не
обжигая, но взывая к основным рефлексам...
Ура! Гадюка поспешно отвернулась и начала взбираться по склону – прочь
от огня. Какое это было облегчение!!! Для каждой клеточки дедушки
Игната!!! Особенно, почему-то, для клеток кишечника...
В первый момент он даже успел подумать, мол, ничего – змеи глухие и
вреда от резкого звука не будет... А потом настал МИГ, когда набор
факторов (тесная воронка, поднесенная снизу зажигалка и неправильное
питание), превратил дедушку Игната в ГЛАВНЫЙ ГАЗОВЫЙ ФАКЕЛ САМОСТИЙНОЙ
УКРАИНЫ.
С диким воплем, роняя по пути... э-э-э... достоинство, дедушка Игнат
буквально вылетел из воронки и вприпрыжку (штаны-то – спущены) понесся
через лес, навстречу славе и унизительным медицинским процедурам...
В противоположном направлении, сшибая все на своем пути, улепетывала
совершенно охреневшая гадюка...
© Ленин

По поводу казарменного хулиганства. Есть у меня товарищ ещё по службе в МЧС. Рассказ, собственно, от него.

И так, год 1996, январь, Екатеринбург. Гордость нашей части, сборная команда, возвращалась из посёлка Новогорный, в котором проводились соревнования регионального центра МЧС по военному троеборью. Там хоть и далеко, но условия размещения и спорткомплекс были самыми лучшими в регионе, недаром учебная бригада МЧС тамошняя считалась безусловным лидером по всем воинским нормативам, в том числе дисциплине, технике и вообще уставному порядку.
Путь оттуда был неблизкий, да ещё и сломался микроавтобус, на котором они туда ездили, в общем, добрались до пригорода еле-еле уже затемно, увидели ворота какой-то воинской части, попросили дежурного, представились и были расположены на ночевку в казарме. РАФ со сгоревшим сцеплением отволокли в парк, с клятвенными уверениями, что к утру сцепление будет поменяно.

Поскольку дело было уже после отбоя, завели их тихо, показали на пустующий ряд коек, извинились, что без белья, после чего дежурный по части пожелал им ночи спокойной и откланялся.

Где-то через час и началось.
Проснулся мой знакомый от такого резкого пинка, с злорадным шипением - "Ну что, духи, вы тут отдыхать собрались? да вот нихуя, сейчас вы у нас отдохнете! У нас толчки немыты и золупы не пососаны, какой вам отдых!" И чем то тяжеленьким таким под дых. Надо сказать, у товарища моего от такого обращения, что называется, в зобу дыхание спёрло и пару минут он приходил в себя, а заодно оценивал обстановку. Глаза, уже привыкшие к темноте, разглядели, что нападавших было не более десятка на восемь прибывших, причем силовыми устрашениями занимались трое, остальные тем временем привычно шарили по карманам формы и вещмешкам. Один его подчиненный, сержант, попытавшийся как то урезонить местную гопоту, уже лежал, свернувшись калачиком, других, оприходованных точно так же под дых, держали в проходах между кроватями, не давая ни слова сказать, ни головы поднять.
Выждав момент, когда напавший на него идиот отвлекся на возглас его собрата по приключениям "ЭЭЭ, блят, а чо это такое - офицерское удостоверение чтоли?" он вырубил на секунду отвернувшегося от него бандоса резким ударом в основание шеи, поэтому тот не издав буквально ни звука молча рухнул в проход, ударившись по дороге головой о табуретку. Потом, поняв, что все ждут его решения, дал команду - "Чо млеете то? Ебашь этих утырков!", после чего отличиться на ниве рукопашного боя ему просто не дали - шестеро остававшихся в строю кандидатов в мастера силовых видов спорта, к которым помимо традиционных штанги, гири, плавания и бега, непременно прилагался обязательный бокс, просто не дали ему возможности урвать себе хоть толику морального удовлетворения, ограничив его персонально вырубленным главарем.
Утро застало наших героев, увлеченно занятых воспитательной работой, за написанием покаянных писем в прокуратуру их подопечными, вынужденными до этого в самом буквальном смысле для начала подбирать выбитые зубы сломанными руками, после чего наводить порядок в расположении, разумеется, начиная с весьма засранного санузла и заканчивая натиранием до блеска паркета в ленинской комнате, после чего все расселись за столами и начали увлеченно описывать причины получения ими увечий, начиная буквально с момента призыва на воинскую службу, попутно каясь и осознавая всю недостойность и низость своего поведения и письменно давая многократные обещания исправиться и более так в жизни не поступать. Для тех, кто ленился, была жесткая установка - если что не понравится старшому, то он сломает непонравившемуся что-нибудь ещё, помимо уже имеющихся пары сломанных челюстей и ребер практически у всех напавших, компенсируя себе тем самым моральную неудовлетворенность за невозможность причинения телесных повреждений казарменным бандитам при пресечении их бурной деятельности.

Заглянувший на огонек дежурный по части, собственно, не имел ничего против, даже нашел для дела целую пачку писчей бумаги и даже десяток конвертов надыбал. Но командиру части, разумеется, позвонил. Тот не стал особо разводить церемонии и прибыл даже за час до подъема и сейчас тихо сопел в углу, размышляя как избежать разборок с прокуратурой и госпитализации нападавших, имевших вполне серьезные видимые телесные повреждения, то есть ассортимент выбитых передних зубов, переломов челюстей и носов, пары переломов рук и затрудненной возможности самостоятельного передвижения ввиду неимоверно распухших и посиневших яиц. И это ещё он ребер не видел.

Дописав свои раскаяния в адрес военного прокурора Свердловского военного округа до места "по этой причине претензий ни кому не имею" и поставив подпись уже изрядно дисциплинированные бойцы вопросительно взглянули на своего Папу, который, как и полагается опытному и заслуженному командиру, уже прокачал ситуацию, принял решение и был в полной готовности его досконально претворить в жизнь. Вызвал через дневального начальника штаба (дежурный по роте сидел в ленкомнате и писал показания с остальными участниками шоу), коротко поставил ему задачу, через коммутатор запросил "аэропорт" (базу бортов МЧС) и уточнил время вылета очередного борта в Кавминводы, после чего взял в руки принесенный ему начальником штаба пакет документов, и отстранив от дела воспитания постороннего в части лейтенанта, занялся этим делом лично.
Надо сказать, зрелище было даже для лейтенанта весьма впечатляющим и поучительным.

"Вам мало, мразоты" - обратился к подчиненным Папа, а подчиненные взирали на него даже не просто как на Бога - как на Избавителя и Творца всего сущего, ниспославшего, по всей видимости, им лично такую внезапную, тяжкую, но, даже по их убеждению, вполне заслуженную расплату, которая, собственно, была уже ничем в сравнении с попаданием в фокус командирской ненависти со всеми вытекающими оттуда травмами и извращениями, из которых половые, как выяснилось, ещё не самые унизительные - "что я вашего ёбаного призыва уже половину в дисбат отправил. Вам мало, что оставшиеся ублюдские гаденыши дембель себе до января продлили, поскольку отсиженные сутки в срок службы не идут. Вы добавки, значит, просите, мало вам, эксгибиниционисты вы горные. Хуй с вами, будет вам сейчас и добавка. Вы, пидорасы, которых лично бы отвафлил будь у меня хоть какая то наклонность к однополым отношениям и хуй, найденный на помойке, уволены нахуй из моей части вчерашним ещё числом." И начал расписываться в предписаниях и военниках, начштаба только печатью успевал тыкнуть. "Но, поскольку, вы мне не только на территории части - на территории округа на хуй не нужны - сейчас вас отвезут под конвоем вот этих мчсников на медицинский борт МЧС и если старшему что не понравится - один звонок только, мне лично, товарищ лейтенант, вот позывной коммутатора и моего личного "Алтая" - я его с вами отправлю, чтобы он вас не в аэропорту выбросил, а прямо над ним, по причине вашего стыда и угрызений совести!"
Начштаба раздал воинские требования на перевозку от Кавминвод до места жительства уебанов.

"Разрешите вопрос, товарищ полковник" - лейтенант смотрел заинтересованно, но недоуменно - "какая нахуй совесть, какие угрызения у этих выродков?" "Хороший вопрос, лейтенант, сейчас мы им эти угрызения организуем. Так, взяли чистые листики, написали свои домашние адреса - начштаба контроль! - и пишем, здравствуй дорогой отец! перед самым дембелем мне выбили зубы, отбили яйца и напинали под сраку за то, что я.... и переписываете заявление в прокуратуру до фразы "претензий не имею". Пишите красиво, заставлю переписывать, время от вылета борта ещё есть. Лейтенант - контроль, кто не понял - сломайте ему что-нибудь для симметрии."

Что тут началось... ну, в общем - подопытные клялись мамами и готовы были на любые издевательства, но это было для них самым тяжким позором - письменно признаться отцу, что в армии он был настолько редкостной свиньёй и пидарасом, что даже заинтересовал своим поведением лично командира части. Но писать таки пришлось, времена были, говоря мягко, непростыми, армия была разложена до безобразия и такими же безобразными были методы наведения порядка. В противном случае - сами понимаете, сначала будет бордель вместо казармы, потом появится местный Шамсутдинов (и уже есть кто после него...). Но не при полкане, начавшем службу ещё при Хрущёве и помнившем такое время, когда за провинности более мелкие, чем организация казарменной банды, месяцами гноили на губе и после третьего раза безжалостно списывали в дисбат, года в котором хватало чтобы понять свои ошибки, а меньше двух тогда давали только если всё понял и раскаялся. А если не раскаялся - то в дисбате срок ещё добавляли с абсолютным безразличием. Туда и служить то направляли вот таких потерпевших от казарменного тогда ещё хулиганства. Хорошие были времена, о бандитизме и речи быть не могло, тогда в командирах частей ходили ещё фронтовики из воевавшего молодняка и понятие "вывести в расход" для них ещё не было забавным оборотом речи.

Как понимаете, банда была той самой национальности, которую в армию доставляют прямо с горных пальм и с целью борьбы за равноправие приматов которую нынче называть не приветствуется, ибо по мнению критиков анционального подхода к воспитанию там не все такие. Да, возможно, такие не все, но ЭТИ как раз и оказались в казарме живым олицетворением своей нации. Из нытья их лейтенант понял, что их деды и отцы настолько уважаемые в своих краях люди, что такое письмо покроет позором не только лично их - но и весь их род с потомками до седьмого колена. То есть - организуя им угрызения совести командир части учёл таки национальный окрас этих угрызений, поскольку, к примеру, убить, ограбить или изнасиловать в тех краях по тем же традициям не считается чем то преступным и относится более к личным отношениям, в которые посторонние лезть не вправе. То есть понятие "джигит" там - оно как у нас "казак", то есть - вор и разбойник, но безнаказанный и оттого уважаемый и достославный. А вот если тебя наказали, да ещё и отпедрючили - тогда уже не джигит, нет, тогда педрючат уже тебя, на полном основании традиций твои коллеги-джигиты. Или кровники, к примеру. За неимением там ни органов власти ни права ни порядка, которые и определяются на основании усмотрений "джигитов". Это надо просто знать и не удивляться почему они так себя ведут повсеместно. Они и понятия не имеют, что есть какая то нормальная жизнь, где действуют законы и существует право.

Вот в таком виде неудавшихся джигитов прямо в ПШ и сапогах без шинелей и вещмешков отвезли на починенном рафике прямо на взлетку, где лейтенант прямо пообещал, что если, ЕСЛИ до него лично или до командира дойдет хоть какая то неприятная новость про этих обезьян бесхвостых, что они где-то как то себя проявили, он лично - либо его наследники, кому он эту обязанность прямо сегодня завещает - отправит все эти письма по указанным в них адресам. Это не угроза, не предупреждение - так, информация к сведению. Приволакивая ноги проинформированные самостоятельно взошли на пандус и больше их никто не видел. И не слышал. Пропали с радара насовсем, значит - воспитательные меры таки достигли своей цели.

Как то мне принесли в ремонт компьютер из прокуратуры гарнизонной, надо было достать с умершего диска документы - протоколы дознания, приговоры, возражения на апелляции и т.п. Операция удалась, но, проверяя потом целостность восстановленных документов я как то на пару суток ушел в мир, который для нас скрыт на грифом служебного пользования, а то и гостайны. Мир, в котором военнослужащие убивают, грабят, насилуют и потом распускают сопли, каются и сливают сообщников, которые тоже... Капец у военной прокуратуры работа. Повсеместное демонстративное нарушение законов, безнаказанность по причине нежелания командования выносить сор из избы по причине "мелких правонарушений" - типа грабежа призывников, а то и просто местных жителей, краж, которыми некому заняться и которые, как оказалось, совершают в армии мелкие чины - от командиров отделений, до прапорщиков - каждый себе тянет в карман понравившееся, и потом это всё прорывается когда мерзавцы сбиваются в стаи и попадаются милиции. Или когда Шамсутдинову надоело и он по своему усмотрению пресек. И теперь надо объяснять, что уёбок именно потерпевший, провоцируя тем самым продолжение разгула безнаказанности казарменного бандитизма, называемого вежливо "дедовщиной" или "землячеством".
А что делать, спросите вы? И, наверно, подумаете, что буду призывать к ответному беззаконию и мерам, приведенным в первой части повествования - выбитым зубам и сломанным рукам? Да вот нет, я хоть и за справедливое воздаяние, но куда умнее не доводить до него.
Поэтому я задам первый вопрос - зачем, уважаемые министры обороны всех времен существования современной российской армии, при всех проводимых вами реформах и модернизациях, одно вы оставляете строго неизменным - вы неизменно ничего не делаете, чтобы в армию не попадали уголовники. Вы метете всех подряд на призыве, засовываете в одну часть молодняк совершенно разных уровней сознания, угрозами и обманом заставляете всех принять присягу, даете в руки оружие и потом удивляетесь, что получается такое кири-куку, которое и тридцать лет назад было и сейчас вполне себе процветает - по причине абсолютного похуизма призывных комиссий и военкомов. Чтобы, к примеру, устроиться на сложную и опасную работу всегда надо было пройти медкомиссию, обучение, стажировку, получить допуск, а чтобы получить в руки оружие - просто возраст и повестка? Кто эту ебанутую систему если не придумал - то до сих пор считает за единственно правильную?
И второй вопрос - почему из армии не вышвыривают за нарушение присяги? С таким здоровенным красным штампом на первой же свободной странице - выгнан из армии по причине нарушения присяги и неспособности служить?
Предвижу ответ - "Кто же тогда в армии служить будет?" - ну вот вам и третий вопрос - не можете мотивировать службу в армии и сделать её почетной, а изгнание из нее позором на всю жизнь как это сделали, к примеру, в Израиле или США? Нахуй вы тогда, собственно, нужны, вы сами и есть причина проблем в армии. Это ваша профнепригодность ежегодно уносит жизни десятков призывников, а случись война - счет пойдет вообще на миллионы.

Так что вместо парадов, выставок и распила оборонного бюджета задумались бы уже о чём-нибудь насущном. О том, что стреляя по сослуживцам Шамсутдинов ошибался. Проблема то куда выше. До него не дошло - дойдет до кого-то из его последователей А через него - и до вас, если другого пути не будет. Противно это видеть и об этом говорить, но это главная проблема армии сейчас - небоеспособность по причине повсеместного казарменного бандитизма.

Пора бы уже решить эту проблему.

Честь имею.